Николай Задорнов - Симода

В Европе происходит сильное движение за эмансипацию женщин. Когда Япония откроется, это придет и сюда; японцы любят все перенимать, а точнее – обезьянничать, так как не каждый понимает, что и зачем он перенимает.

Но что это значит? Любая японка узнает из книг, что американцы не так грубы и жестоки, как ее японский муж? Сатэ – сатэ! [57]

Перед отъездом из Симода в Хэда Кавадзи еще раз побывал, по приглашению Адамса, на приеме у американцев на «Поухатане». Его глубоко благодарили. Все эти годы он тщательно изучал книги о Европе и Америке.

Он зорко следил за переговорами американцев в Японии и за всеми их действиями, Но на американском корабле он впервые побывал в Симода. И впервые видел пароход. Впервые видел поворотное орудие на рельсах. Конечно, у американцев много замечательного, они богаты и практичны. Они знают, чего хотят и к чему стремятся. Американцы были очень благодарны. Они дважды, пригласив Кавадзи, выказали ему честь и уважение. Подразумевалось, что во всех разногласиях может разобраться только он. Американцы благодарили его заранее. Кавадзи понимал, что партия ученых – его противников – права во многом. Без изучения американской науки и машин Японии трудно будет сохранить независимость и противостоять державам Запада. Поэтому судьба обязывает временно покориться и дружить. Но, заимствуя способы практической жизни и стремление к богатству, нельзя забыть гуманизма в действиях Путятина и его подданных.

Путятин пришел в Японию не только с конфетами и пирожными, но и с артиллерией. У него не хватило сил настоять на том, чего он желал. Это понятно, и Кавадзи не обманывался и не обольщался. Корабли, и вооружение у Путятина были хуже, чем у американцев. Но сам он и его офицеры оказались умней. В несчастье Путятин и его люди выказали большую человечность, они бросили артиллерию как ненужную и не проявили трусости. Напротив, они словно обрадовались своему несчастью, что смогли войти в Японию не как сила, диктующая свои условия, а как «сто тысяч новых граждан», то есть сто тысяч врагов, которые становятся, по китайской пословице, новыми гражданами, когда слезают с коней. Может быть, их просить остаться в Японии? Как это сделать? Они были бы полезны, но это невозможно. Они не изменники. У них идет война, и они хотят исполнить свой долг и сражаться.

Такое неожиданное проявление лучших человеческих качеств ставило многих японцев в тупик. Требовалось считать иностранцев врагами, а тут были порядочные и честные люди. Оказалось, что очень хорошие матросы у Путятина, все умеют, много работают, не жалуются и терпят. Кавадзи теперь сам видел все, что сделано русскими в Хэда.

Кажется, у русских народ, привыкший к бедности и тяжелому труду. На кораблях Путятина все делается мускулами. У Перри и Адамса пароходы ходят без ветра. Есть паровые шлюпки, паровые лебедки, подача грузов паровой силой. Опыт общения с русскими более подготовил Кавадзи ко всем этим сложным американским устройствам. При этом Путятин дипломат. Хитер и силен. Иногда он прикрывает свою слабость добротой и человечностью, у него нет иного выхода, и мы не должны обольщаться его чувствами, как и американскими машинами и богатствами. Но консулов мы обязаны принять. В этом он прав. Путятин спросил:

– Получили американцы подпись дайри, как хотели?

– Нет, все сделано так, как с самого начала решили сделать японцы, – ответил Кавадзи.

Но, не имея силы, Путятин сам уступил в вопросе о границах.

Говорят, что однажды Путятин объяснял Посьету и переводчики поняли. Посол будто бы так сказал: «Все дела с Дальним Востоком для Петербурга неясны, столица и правительство не знают. Когда делаются приобретения, им понятно. Но когда уступки – тоже ничего особенного. С этим можно смириться, это мирные соседи, это не Турция!»

Не осквернять священной японской земли предков, ни в коем случае не позволять России иметь консулов, для них нужно отдать куски земли, это страшно, позорно, оскорбительно, чистота идеи нарушается. Вот мнение Мито Нариаки. Абэ не отказывается от его советов.

А до Сахалина бакуфу никакого дела нет. Им не Сахалин надо, им надо повод, чтобы обелить себя за ошибки в американском договоре чистотой идей, и лезут при этом из кожи вон, и готовы друг друга рубить саблями, но пока кланяются и улыбаются. Им в Эдо свои чиновничьи мелочи дороже всего. Они все хватают себя за нос и за уши, а о стране думают меньше, чем в Петербурге.

– Японцы, – говорил в минуты откровения Накамура Тамея, – очень слабый и впечатлительный народ. В нашей стране много людей, которые хотят от кого-нибудь кормиться. Это наша историческая привычка, – добавлял он с виноватой улыбкой. – Это от привычки служить князьям. Такие любят присосаться и добывать средства из любой благородной идеи. Так было с христианскими проповедниками. И так снова будет, когда страна откроется. К любому обществу и к любому иностранцу прикрепятся нахлебники, сочувствующие чему угодно, лишь бы их кормили.