Николай Задорнов - Симода

Началось обсуждение.

Кавадзи потребовал, чтобы весь Сахалин был признан за Японией. На юге его живут айны, которые являются предками японцев.

– Вы их морите и уничтожаете! – ответил Путятин.

Дела не решили. Но на другой день Путятин уступил. Решено признать остров Сахалин в совместном владении Японии и России впредь до будущего пересмотра.

Невельской, как и Евфимий Васильевич, твердил всем, что Сахалин уже русский, может быть открыт для рыбной ловли японцев и для торговли. Но принадлежит России.

Сблизить народы Японии и России! Не поддаться на соблазн американской поддержки! Вот что главное! – думал Путятин. Пушки наведены на Симода, а я добросердечно и милостиво оставляю остров в совместном владении, когда Кавадзи уже готов уступить по всем статьям! Невельской уверяет, что Сахалин и материк единое целое, что перешеек, видно, когда-то существовал. И я понимаю, что без Сахалина на этом океане флоту нашему негде ходить, все закрыто! Но война идет и давит на меня, японцы хитрят, и давят, и шантажируют, американцы хотят показать, что их пушки за меня. Я без средств и без судов. Да, я могу упереться! Но ведь я японцам в личную собственность пяди земли не отдал! Совместное владение! А что это такое?

Посьет прав. «Поухатан» придет в Америку, и меня весь мир подымет на смех. Договор-то, мол, Путятин не заключил! А столько было разговоров и статей во всем мире, что Путятин, а не Перри, открыл Японию! И после этого, после всех письменных обязательств, данных японцами, договор не подписан или подписан, а консулов не разрешают иметь. Государю и так тяжело! Почему же не подписан? Да из-за Сахалина! Да кому до этого дело в Петербурге? А консулов разрешено иметь в Японии? Торговля разрешена? Да, ваше величество! Так что позорить Россию? Мало что торговать нечем и нечем пока консулам заниматься в Японии, но честь соблюдена! Раб божий Евфимий сын Васильев не посрамил Руси в тяжкую годину!

Осрамил! Два года толкли воду в ступе, в бумажки сморкались, а дела не сделали. Кавадзи обвел вокруг пальца. Американцы давят и торопят... Сути дела никто не знает. Ни одна живая душа...

А тут японки! Да, они зовут ее мисс Ота. Чудо и прелесть. Невельской говорит, что важно ближайшее развитие, в будущем основой жизни человечества станет социалистическая Сибирь...

Корабль мой погиб, а мы обрели силу и стойкость. С верой в сердце Евфимий Васильевич и заключил договор.

Посьет еще говорил, что в помощь американцев и он не верит. В будущем надо занимать гавань Посьета в Приморье. Я им построю корабль и этим открою вечный мир с Японией... Только бы они не обманывали нас, как меня хотели обмануть! Да не удалось!

Но вот я выбил у Кавадзи козырь из рук, заявив, что вот так я предлагаю! И все решено! А он руки и опустил!

Путятин так решил. Это не уступка, а подвиг: чтобы не отдавать Сахалин англичанам, он заслонил его правами «совместного владения».

Но у всех сердце болело не за Сахалин, а за Севастополь. Сохранить бы Крым. Каждый, кто начитался газет на «Поухатане», ясно представлял, какая страшная опасность нависла над Россией.

Тацуноске уже спрашивал капитана, можно ли ему будет поселиться в новом русском городе, который будет построен в Приморье, чтобы там открыть фирму по торговле японскими товарами для всех жителей, и приходящих иностранцев, и особенно для женщин.

Можайский отстал с Сибирцевым от адмирала и доказывал свое.

– Путятин дал права японцам па Сахалин потому, что идет война. Я это не считаю уступкой. Это очень искусная политика дипломата. Сталкивая английские интересы с японскими, он сохраняет Сахалин. Еще Крузенштерн писал: кто владеет гаванью Анива, владеет всем океаном. Он спасает наше будущее, отдает, как Кутузов Москву. Искусная политика! – заключил Можайский.

Спускались с горы вниз. Проводник вел по дороге, но иногда укорачивал расстояние, сворачивал на тропу. Никто не кричал встречным: «На колени!» Попадались навстречу крестьяне с дровами на спине или с корзинами.

Под низкими пальмами с тяжелыми пожелтевшими листьями и под деревьями с развесистой хвоей было темно, как ночью.

Вышли к морю. Тени от близких гребней волн переплясывали на красной от солнца отмели.

– Евфимий Васильевич, – обратился матрос Шкаев к адмиралу, – разрешите пойти, тут рыбак живет, он мне рыбы обещал дать, когда пойдем обратно...

Матрос ушел в зеленую чащу.

– С кем это ты говоришь? – спросил Сибирцев у Соловьева.

– Да вот приятель плетется с нами. Говорит, ездил к родным в Симода, обратно скучно одному идти.