Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн

Мы отпускаем гонца, приглашая его подкрепиться на кухнях, и просим слуг вернуться к своим обязанностям. Когда мы покидаем зал, направляясь в наши личные покои, слышим, как все с волнением обсуждают эту ошеломительную новость. Но, поднимаясь вместе по лестнице, мы с Генри ничего не говорим друг другу. У меня все не укладывается в голове — бывшая фрейлина Сеймур, эта чопорная и двуличная замарашка, исполнила то, что не удалось ни великой герцогине Екатерине Арагонской, ни великой шлюхе Анне Болейн, — родила королю здорового сына. Как же я ей завидую: она подарила мужу наследника и тем самым обеспечила свое будущее в качестве жены и королевы, а также место в сердце моего дяди. Меня в бешенство приводит подобная несправедливость. Почему же мне суждено рожать только больных недоносков и девчонок?

Догадка осеняет меня внезапно, словно вспышка молнии. Может быть, Бог посылает нам дочерей нарочно, дабы по-иному возвеличить дом Дорсетов. Теперь мне кажется, что воля Его яснее ясного.

— Итак, его величество наконец-то обрел сына, — говорю я. — И не успеешь оглянуться, как этому сыну понадобится жена.

Расчетливость, читающаяся во взгляде Генри, говорит о том, что он отлично меня понимает.

— Да, — улыбаюсь я. — Ты верно уловил, куда я клоню. Не может быть более подходящей партии для благородного принца Эдуарда, ты согласен, муженек?

Конечно он согласен. Он честолюбив мне под стать. Он сильнее, чем я, желает выдвинуться и прославиться, но при его происхождении это совсем не удивительно. Я родилась в королевской семье; Генри должен был цепляться за любую возможность, чтобы вскарабкаться наверх. Не следует забывать, что его прабабка, Елизавета Видевиль, признанная красавица своего времени, однажды отхватила себе короля, ни больше ни меньше: короля Эдуарда Четвертого, моего прадеда. Мой муж пошел в эту хваткую женщину. Он без церемоний разорвал свою помолвку с одной знатной особой, чтобы заключить более выгодный брак со мной. И с тех пор мы вместе непрестанно строим планы возвышения нашего дома. Теперь, кажется, трон уже совсем близок.

— Я так это и вижу, — произносит он. — Но ты ведь знаешь, что этот путь сопряжен с опасностями. Король — гордый человек и очень честолюбивый. Он, скорее всего, станет искать блестящую заморскую партию для принца, такую, которая укрепила бы выгодный союз или принесла бы ему новые земли. А еще он подозрителен; случись ему пронюхать о наших планах, он решит, что мы уж делим его наследство. Мне не нужно напоминать тебе, Фрэнсис, что ожидание смерти короля — это измена. Нам придется действовать очень осторожно.

— Я не сомневаюсь, что нам удастся это осуществить, — говорю я ему. — Или ты трусишь? Мне нужно знать, что мы с тобой заодно, Генри.

— Конечно, — отвечает он, и его глаза полны восхищения. — Ты считаешь, я не рад буду видеть свою дочь королевой? Я уверен, что твоя смелость и моя осмотрительность помогут нам хорошо разыграть наши карты.

Эта мысль уже не кажется столь дерзкой. Она и в самом деле не лишена смысла. В наши дни принцы не всегда женятся на заморских принцессах: вспомните Елизавету Видевиль, Анну Болейн и Джейн Сеймур. Все они не королевского рода. Но наша кроха имеет большое преимущество перед этими знатными дамами: она из хорошей семьи. В ее жилах течет кровь Тюдоров.

Генри довольно улыбается и запечатлевает на моих губах легкий поцелуй.

— Ты справилась лучше, чем думаешь, — нежно произносит он. — И когда ты будешь подле королевы, держи ушки на макушке, как и я, когда поеду ко двору, ибо его величество наверняка вскоре начнет присматривать подходящих невест для сына.

Я уже погрузилась в обдумывание открывающихся возможностей. Чувства разочарования как не бывало.

Остановившись, чтобы отворить дверь в наши покои, Генри оборачивается:

— Думаю, ты права. Назовем малышку Джейн, в честь королевы. Леди Джейн Грей. Звучит по-королевски!

Не проходит и трех недель после рождения моей маленькой леди Джейн Грей, как мы узнаем, что королева умерла. Подробности нам приносит взмокший и забрызганный грязью гонец, который мчался во весь дух, неся нам эту новость. Семь дней, как поведал он нашим потрясенным домашним, она лежала в родильной горячке, сразившей ее на следующий день после крестин принца. Придворные говорили, что ее прислуга чересчур потакала ее страсти к разным яствам, и поскольку король не мог ни в чем отказать матери своего сына, любое ее желание удовлетворялось, как бы неразумно оно ни было.