Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 1

Когда Василии, после долгих в мучительных колебаний, сказал ей наконец, что отец сватает для него княжну Муромскую, Аннушка, вся поникнув, долго сидела молча, потом подняла на него наполненные слезами глаза и, запинаясь, вымолвила:

– Так и должно быть, Васенька… Ну, что ж… Вес говорят, что княжна Ольга Юрьевна красавица. Дал бы Господь, чтобы и душою она была так хороша, как лицом… Только бы было тебе с нею счастье.

В один ноябрьский день, едва на востоке наметились первые признаки рассвета, Василий, в сопровождении Никиты, выехал из городских ворот. На обоих были короткие меховые полушубки, шапки-ушанки и теплые валеные сапоги, снизу подшитые кожей. У каждого за плечами был лук и колчан со стрелами, на поясе – длинный нож, а в руках охотничья рогатина. С полдюжины крупных поджарых собак весело суетились вокруг всадников. Все это не оставляло сомнении в целях их поездки: накануне выпал обильный снег и сегодня любого зверя легко было обнаружить и взять по свежему следу.

Выехав из города и миновав мост, охотники направились вниз по берегу Снежети. Верстах в десяти отсюда течение реки описывало крутую петлю, образуя нечто вроде низменного, заросшего кустами и высокой травой полуострова, с узким перешейком, упирающимся в густую чащу леса. Привлеченные хорошим пастбищем, животные забредал* из лесу на этот полуостров и, никем не тревожимые, часто задерживались тут подолгу. Особенно любили эту излучину дикие кабаны, ночью копавшие здесь коренья, а днем отлеживающиеся в густом кустарнике, который давал им надежное убежище. Место это было– идеальным для охоты: став на перешейке и пустив на полуостров собак, охотник мог быть уверен, что вспугнутая дичь его не минует. Туда-то и направили своих коней Василий и Никита, не раз уже там охотившиеся.

– Ну, расскажи, как же тебе ездилось? – спросил Василий, когда всадники въехали в лес, укрывший их от холодного ветра, который не очень располагал к разговорам.

Никита только накануне возвратился из довольно долгой поездки. По поручению Пантелеймона Мстиславича он ездил приглашать удельных киязей на семейный совет, связанный с тяжелой болезнью большого князя. Но это, разумеется, был лишь предлог, пользуясь которым князь Пантелеймон хотел заставить своих братьев поцеловать крест Василию. Дело надо было провести с умом, поэтому его не доверили простому гонцу.

– Ездилось-то хорошо, Василей Пантелеич, да только пользы от моей езды вышло не много, – ответил Никита.

– Что так?

– Видать, твои дядья почуяли, зачем их призывают. Небось их теперь в Карачев и золотом не заманишь!

– Это я и наперед знал. Поведай все ж, как тебя там принимали да жаловали?

– Да что ж, приехал я сперва в Звенигород. Чай, сам знаешь, какие они там медовые, – усмехнулся Никита. – Встретила меня на крыльце сама княгиня Елена Гимонтовна, бласкала прямо как родного сына. Но вот, говорит, беда: ухал князь Андрей Мстиславич в Литву, и когда возвратится – никому не ведомо. Вестимо, обнадежила, что как только назад будет он из Литвы, в сей же час отправится Карачев. Но только сдается мне, что долго нам его ожидать придется.

– А как мыслишь ты, точно ли он в Литву уехал?

– Едва ли. Больше похоже, что дома он схоронилсь. Али ты что приметил?

– Приметил, что у них хоромы полны попов. Оно правда, Звенигороде их николи мало не бывает, но тут сразу учуял я, неспроста такое сборище. И после сведал, что съехались И на освящение церкви святого Адриана, которую недавно закончил постройкой князь Андрей. Вот и помысли, – возможно ли дело, чтобы ту церковь без вето святили? А ежели Андрей Мстиславич и впрямь куда отлучился, – могла ли не знать княгиня, когда он воротится, коли наш с нею разговор был октября тридцатого, а на первое ноября празднуется память святого Адриана?

– Да, шито белыми нитками. Ну, а дальше что было? – Дальше поехал я в Козельск. Здесь мне уже вовсе иной прием был оказан. Встретил меня какой-то сын боярский, спрашивает – что надо? Говорю: посланец из Карачева к козельскому князю. Ввел он меня в пустую горницу и, не промолвив слова, ушел. Долго я там сидел один, наконец входит княжич Иван. Смотрит волком. «А батюшка, – говорит, – сильно недужен». Спрашиваю, – а что ж такое ему приключилось? «Посклизвулся, – отвечает, – вчерась на лестнице и дюже спину себе повредил. Лежит и вовсе двинуться не может». – «Так что же, – спрашиваю, – тебе, что ли, княжич, обсказать, с чем я прислан?» – «Нет, – говорит, – сейчас батюшку знахарь пользует, а как кончит, я тебя туда проведу». Ладно, кончил свое дело знахарь, – вводят меня в опочивальню князя. Тит Мствславич лежит на лавке под образами, руки на брюхе складены, – ну, вот сейчас умрет! А у самого рожа красная и в глаза не глядит. «Сказывай, – говорит, – с чем прислан?» Я обсказал. Поохал он чуток и молвит: «Сам видишь, какое мое здоровье. Вот ты братцу Пантелею Мстиславичу о том и доведи. Скажи ему, что как только на ноги встану, тотчас его волю исполню и в Карачев приеду. Но когда это будет, – одному Богу ведомо, потому что дюже мне худо».