Михаил Каратеев - Русь и Орда Книга 1

Алтухов тотчас приказал освобожденным крестьянам подобрать раненых и отнести их на берег ручья, протекавшего нескольких саженях от поляны. Убитых он велел складывать отдельно, у дороги. Дружинники, под наблюдением Никиты, тем временем собирали пленных, ловили коней и сносили в кучу взятое у брянцев оружие.

Через полчаса итоги сражения были подведены. Карачсвский отряд потерял убитыми восемь человек, и более двадцати были ранены, из них пятеро тяжело. Победителям досталось полтораста пленных, около двухсот лошадей и много оружия. У брянцев семнадцать воинов было убито и свыше тридцати ранено.

– А среди взятых, кроме Голофеева, есть ли еще дети боярские? – спросил Василий, когда воевода доложил ему обо всем.

– Есть четверо, княжич.

– Добро, Семен Никитич, пойдем-ка поглядим, что там за люди, да рассудим и урядим что надобно.

Осмотрев пострадавших, раны которых обмывали у ручья, а затем перевязывали, обложив листьями подорожника, Василий и Алтухов вышли на дорогу. Справа от нее стояла толпа пленных брянцев, слева группа отбитых крестьян. Глянув в их сторону, княжич заметил, чуть поодаль от других, миловидную девушку лет семнадцати. Рядом с нею, спиной к дороге, стоял воин в высоких сапогах, кольчуге и шлеме, на боку его висела кривая сабля. Оп держал девушку за руку и что-то ей говорил, – слов не было слышно, но по счастливому выражению ее разрумянившегося лица нетрудно было догадаться, о чем у них шел разговор.

– Эге, человече, ты, я вижу, времени терять не любишь, – сказал Василий, подходя к этой паре и коснувшись плеча воина рукоятью плети. Дружинник быстро обернулся, и княжич с удивлением узнал Лаврушку.

– Вон оно что! – вымолвил он. – Где ж это ты разжился столь знатным доспехом?

– Сбил с седла одного ворога, пресветлый княжич, ну и завладел его справой. В самую пору на меня все пришлось!

– Ну, молодец! Дружинник теперь ты важный, ничего не скажешь. Вижу, и невесту себе заимать успел?

– Да вот, случилась она средь тех людей, что брянцы из Бугров угнали…

– Теперь разумею, почто ты так рвался в битву: зазнобушку свою выручить спешил! Ну, что ж, значит, невдолге и свадьба?

– Не отдают за меня Настю родители, – сокрушенно промолвил Лаврушка. – Бают, голь я перекатная.

– Где же голь, ежли ты княжий дружинник? Не печалуйся, да и ты, Настенька, не кручинься. Коли снадобится, сам буду вашим сватом, авось мне не откажут!

Оставив просиявшую при этих словах пару, Василий обратился к столпившимся вокруг крестьянам:

– Ну, как, мужика, все свое добро понаходили?

– Благослови тя Христос, пресветлый княжич, спаситель наш, – загалдели крестьяне, кланяясь в землю. – Все как есть в сохранности оказалось, туточки на телегах все было покладено!

– Добро, значит, в этом убытка вам нет. Кто у вас тут староста?

– Ежели тебе от Клинковской общины, то я староста, твоя княжеская милость, – выступил вперед кряжистый, седобородый крестьянин. – А бугровский – вона раненых пользует!

– Нет, мне ты и надобен. Как звать-то тебя?

– Ефимом звать, пресветлый княжич. Робкин я, сын Степанов.

– Скажи, Ефим, сильно погорело ваше село?

– Да, почитай, ничего не осталось, – ответил староста. – Ведь энти аспиды кажную избу порознь подпалили, а в ту пору еще и ветер был.

– Сколько же у вас всего дворов?

– Десять дворов, батюшка.

– А Бугры тоже спалили?

– Не, Бугры токмо пограбили. Видать, дюже поспешали они, анафемы.

– Все одно не ушли! А как мыслишь ты, староста, во что станет отстроить ваше село?

– Да что ж, лесу-то нам не куплять, – вишь сколько его Господь вырастил на потребу людям! А ежели на кажный двор, сверх того, прикинуть серебром гривны по две, так лучше прежнего построиться и зажить можно.

Добро, – сказал Василий, – получите по три гривны па семью. Да родителя стану просить, чтобы на два года ослобонил вас от податей. Ну, а теперь разбирайте телеги и езжайте с Богом. До ночи в обрат поспеете.

Отойдя от крестьян, земно кланявшихся и выкрикивавших слова благодарности, Василий приблизился к пленным брянцам. Они толпились по другую сторону дороги и, слушая, что княжич говорил смердам, толкали друг друга локтями и переглядывались, в Брянщине такого не бывало.

– Ну, вот что, – жестко сказал Василий, обращаясь к ним. – С воеводой вашим и с боярскими детьми разговор у меня будет особый, а сейчас слово мое к простым воям: взял я вас в бою, на своей земле и с поличным, – с поятыми у нас людьми и добром. Войны промеж Брянском и Карачевом ныне нет, и мог бы я вас всех казнить, аки татей и разбойников, ибо обратить в холопы. Но я того не хочу, ибо ведаю: не своей охотой пошли вы на это подлое дело, а лишь по приказу. Того, кто его дал, судить будет Бог, вас же я отпускаю на волю.