Филиппа Грегори - Другая Болейн

— Прекрасно.

— Весела и довольна?

— Счастливее, чем когда-либо в жизни.

— Тогда иди сюда. — Он протянул ко мне руки, я скользнула в его объятья, в теплый запах его тела, ощутила крепкие бедра, руки, обнимающие мои плечи, лицо, зарывшееся в мою шею.

— О, Генрих, — ребячливо протянула я, — любовь моя.

— Знаю, знаю, — улыбнулся обворожительной улыбкой. — Подвинься-ка поближе.

Я оставалась с ним, пока солнце уже совсем не взошло. Теперь пора поторапливаться обратно к себе, а то скоро слуги заполнят все коридоры.

Генрих сам помог мне надеть платье, затянул шнуровку сзади на корсаже, набросил мне на плечи свой плащ — защитить от утреннего холода. Открыл дверь спальни, мой брат Георг лежал, примостившись на скамье под окном. Увидел короля, вскочил, поклонился, шляпа в руках. Увидел меня за широкой спиной короля, улыбнулся нежно.

— Проводи мадам Кэри к ней в комнату, — приказал король. — Пошли ко мне пажа, Георг, хочу сегодня начать день пораньше.

Георг поклонился, протянул мне руку.

— И приходи сегодня на мессу в мою часовню, — уже в дверях спальни обернулся король.

— Благодарю вас. — Брат с беззаботной грацией поблагодарил за величайшую милость, которой только мог удостоиться придворный. Пока я ныряла в реверансе, дверь за королем закрылась, и мы пустились в обратный путь через приемную и залу.

Было уже поздно, младшая прислуга сновала взад и вперед, разжигая огромные бревна в камине парадного зала, подметая полы. Солдаты, спавшие, положив головы на столы, поднимались, протирали глаза, зевали, проклинали крепкое вино, ударившее вчера в голову.

Я накинула капюшон королевского плаща, прикрыла растрепанную гриву волос, мы быстро пробежали через залу и вверх по лестнице к покоям королевы.

Георг постучал, Анна открыла дверь, впустила нас. Лицо побледневшее, явно всю ночь не спала, глаза покраснели. Что за удовольствие глядеть, как сестра бесится от зависти.

— Ну и как? — бросила она.

Я взглянула на несмятое покрывало:

— Ты не ложилась?

— Не могла, надеюсь, ты-то поспала хоть немножко.

Я сделал вид, что не замечаю ее непристойных намеков.

— Давай рассказывай, — скомандовал Георг. — Нам просто нужно знать, все ли у тебя в порядке, Мария. Отец захочет узнать, и мама, и дядя Говард. Тебе лучше сразу привыкнуть — придется о таких вещах говорить вслух. Это теперь не твое личное дело.

— Самое что ни на есть личное дело на свете.

— Не для тебя, — холодным тоном произнесла Анна. — Перестань разыгрывать невинную дурочку. Ты с ним спала?

— Да, — бросила я в ответ.

— Больше одного раза?

— Да.

— Хвала Господу! — воскликнул брат. — Дело сделано. Мне пора, он позвал меня с собой на мессу, — шагнул ко мне, крепко обнял. — Молодец, сестренка. Поговорим потом, мне надо идти.

Георг неосторожно хлопнул дверью, Анна шикнула ему вслед, затем повернулась к комоду с платьями.

— Надень вот это, кремовое, нечего выглядеть потаскушкой. Я тебе приготовила горячей воды, помойся. — Она подняла руку, отметая мои протесты. — Мойся, не спорь. И голову помой. Ты должна быть сама чистота, Мария. Не будь же такой ленивой шлюшкой. Давай снимай платье, и поторапливайся, через час нам уже идти на мессу с королевой.

Я повиновалась, как, впрочем, всегда.

— Ты за меня хоть чуть-чуть рада? — спросила я, выпутываясь из корсажа и нижних юбок.

Ее лицо в зеркале, взмахнула ресницами, скрывая зависть.

— Я счастлива за семью. Ты-то тут при чем, что про тебя думать?

Король сидел на галерее над часовней, слушал заутреню. Мы гуськом пробирались в молельню королевы. Я прислушалась — бормотание писца, подносящего королю бумаги на подпись, а внизу в часовне священник совершает положенные ритуалы мессы. Король всегда занимался делами во время утренней службы — традиция, воспринятая им от отца. Многие думали, дела таким образом освящаются. Другие, как мой дядя, считали, что король торопится отделаться от бумаг побыстрее и оттого не обращает на них должного внимания.

Я опустилась на колени на подушечку в личной молельне королевы. Платье цвета слоновой кости переливается, складки эффектно обрисовывают бедра. В нежной глубине, внутри все еще ощущается его тепло, вкус губ на губах. Несмотря на ванну, на которой так настаивала Анна, мне все равно казалось, лицо и волосы все еще хранят запах его пота. Я закрыла глаза — не в молитвенном экстазе, а в любовном.

Королева преклонила колени рядом со мной. Лицо печально, голова под тяжелым плоеным чепцом поднята прямо и гордо. Платье чуть распахнуто у ворота, так чтобы можно было дотронуться пальцем до власяницы, которую она всегда носит прямо на голом теле. Серьезное лицо, усталое, сумрачное, теперь она склонилась над четками, постаревшая, дряблая, обвислая кожа щек и подбородка, глаза крепко зажмурены.