Филиппа Грегори - Другая Болейн

— Пришлось вам попотеть, — сказал со смехом король, но как только попытался пошевельнуться, сморщился от боли. — Смерть Господня, моя нога!

— Открылась старая рана, пришлось поставить пиявки.

— А, пиявки. Надо сделать припарки, Екатерина знает, позовите ее… — Он закусил губу. — Ну, кого-нибудь, кто умеет делать припарки. Господи, кто-нибудь же знает способ.

Помолчал минуту.

— Принесите вина!

Подбежал паж с вином, Георг поднес кубок к губам короля. Король выпил, лицо порозовело, он снова обратил внимание на меня. Спросил с любопытством:

— Кто начал первым? Сеймуры, Говарды, Перси? Кто собрался придержать мой трон для дочери, а себя объявить регентом до ее совершеннолетия?

Георг слишком хорошо знает короля, теперь не время для смехотворной откровенности.

— Весь двор на коленях молится о вашем выздоровлении, никто ни о чем другом и не думает.

Генрих кивает, не веря ни единому слову.

— Пойду сообщу придворным. Мы отслужим благодарственную мессу. Как же мы испугались!

— Еще вина! — Генрих мрачен. — У меня болит каждая косточка.

— Мне уйти? — спросила я.

— Останься, — приказывает небрежно. — Подсуньте мне подушки под спину, спина затекает. Какой идиот так меня уложил?

Вспомнила, как мы переваливали его с носилок на кровать.

— Мы боялись вас потревожить.

— Растерялись, как наседки без петуха, — снисходительно заявляет он.

— Слава Богу, вы вернулись к нам.

— Да, Говардам и Болейнам не поздоровилось бы, умри я сегодня, — произнес он с мелочным удовольствием. — Вы нажили множество врагов, взбираясь наверх, они бы порадовались вашему падению.

— Мои мысли были только о вас, ваше величество.

— Что, посадят, согласно моему завещанию, на трон Елизавету? — добавил Генрих с неожиданной резкостью. — Можно предположить, Говарды поддержат одну из своих. А остальные?

Я встретила его взгляд:

— Откуда мне знать?

— Без меня, без наследного принца, клятву могут и не сдержать. Думаешь, сохранили бы верность принцессе?

Я покачала головой:

— Я не знаю. Не могу ничего сказать. Я все время была здесь, с вами.

— Вы сохраните верность Елизавете. Анна — регентша, за ее спиной — ваш дядюшка, так? Полноправный король Англии во всем, кроме имени. — Лицо потемнело. — Она должна была родить мне сына.

У него на висках вздулись вены, прижал руки к голове, будто хотел пальцами унять боль.

— Лягу снова. Вытащите эти проклятые подушки. Как болит голова, я почти ничего не вижу. Одна их говардовская девчонка на троне, другая — наследница, это не сулит ничего, кроме несчастий. На этот раз должен быть сын.

Открылась дверь, вошла Анна. По-прежнему бледна. Медленно подошла к постели, взяла Генриха за руку. Его полные боли глаза внимательно изучают ее лицо.

— Я думала, вы умрете, — говорит она напрямик.

— И что бы вы стали делать?

— Сделала бы все, что в моих силах, как королева Англии, — отвечает она, кладя руку на живот.

Его большая рука ложится поверх.

— Здесь должен быть сын. — В его голосе не хватает теплоты. — Думаю, как королеве Англии, вам мало что удастся. Чтобы удержать страну, нужен мальчик, принцесса Елизавета и ваш интриган-дядюшка — совсем не то, что я хотел бы оставить после своей смерти.

— Поклянитесь, что больше не будете участвовать в турнирах, — страстно молит она.

Он отворачивается.

— Оставьте меня в покое со своими клятвами и обещаниями. Видит Бог, когда я расстался с королевой, надеялся на что-нибудь получше этого.

У них никогда еще не было такой гнетущей ссоры. Анна даже не спорит. Оба бледны как привидения, чуть живы от своих собственных страхов. К чему может привести воссоединение влюбленных, только напомнить, как хрупка их власть в стране. Анна опустилась в реверансе перед тяжелым телом на кровати и вышла из комнаты. Она шла медленно, будто несла тяжелое бремя, задержалась у двери.

Я наблюдала. Анна вскинула голову, губы изогнулись в улыбке, плечи выпрямились, она собралась, как танцор при звуках музыки. Кивнула стражнику, тот распахнул двери, она вышла в гул голосов, чтобы сказать придворным — благодарение Богу, королю лучше, он смеется и шутит над своим падением, снова будет участвовать в турнире, как только сможет, и тогда-то уж мы повеселимся.

Генрих кажется спокойным и задумчивым, оправляется от падения. Боль стала предупреждением — он стареет. Из раны сочится кровь пополам с гноем, приходится все время носить тугую повязку, а садясь, класть ногу на скамеечку. Это унизительно — ведь он так гордится своими сильными ногами, крепкой посадкой. Теперь он хромает, толстый бинт уродует икру, но хуже всего запах — от него несет, как из курятника. Генрих, золотой принц Англии, признанный во всей Европе красавец, ощущает приближение старости. Вот кто он теперь — старая, больная, грязная, вонючая обезьяна.