Николай Гейнце - Тайна высокого дома

Лицо умирающего просветлело.

— Егор… Егор… — бормотал он. — Я вижу тебя… О, я хотел бы еще жить… Дети, дети… смотрите, какой чудный свет… какое солнце… большое… яркое… все сплошь… одно солнце…

Он захрипел и вдруг вытянулся.

Егор Никифоров наклонился над ним и после некоторой паузы произнес:

— Представился… Царство ему небесное.

Обе женщины неудержимо зарыдали…

Весть о смерти Петра Иннокентьевича с быстротою молнии разлетелась по приискам и поселку, прикрашенная эпизодом ночного нападения неизвестных разбойников.

Все жалели бедного старика и его приемную дочь. О возвращении Марьи Петровны не знали даже в самом доме. В попыхах не обращали на нее внимания, да она и сама старалась не попадаться на глаза слугам.

Внутренно торжествовала одна прачка. Она считала свою судьбу обеспеченной:

«Так вот что хотел мой Семен у старика — его деньги… Значит, теперь все благополучно… Старику давно пора было умереть… Наследниками всего его богатства теперь являются Сеня и его отец, а я буду женой золотопромышленника… Вот будет веселая жизнь… Я — госпожа Толстых…»

Так мечтала она, ходя по двору, гордо подняв кверху свою тщательно напомаженную и причесанную голову.

Суждено ли сбыться ее мечтам — покажет будущее.

Было около восьми часов вечера, когда на двор высокого дома въехал тарантас и из него вышел Иннокентий Антипович Гладких.

Он ничего еще не знал о смерти Петра Иннокентьевича, но лицо его было печально — он не привез того, кого хотел.

По смущенным лицам слуг он догадался, что в доме что-то не ладно.

— Что случилось? — спросил он одного из слуг.

— Большое несчастье, Иннокентий Антипович… Петр Иннокентьевич.

— Заболел?..

— Хуже… умер…

Гладких вскрикнул, бросился в дом и в кабинет Толстых. Два женских испуганных голоса встретили его.

У тела покойного, лежавшего на кровати, он увидел Таню и какую-то неизвестную женщину.

Молодая девушка, громко рыдая, упала к нему на грудь.

Иннокентий Антипович освободился от ее объятий и бросился на труп.

— Умер! — шептал он. — Умер без меня… Я не успел проститься с ним, не успел услыхать его последнюю волю… Боже, за что ты прогневался на него до конца… Он умер — непримиренный…

Он закрыл лицо руками и горько заплакал. Это продолжалось несколько минут. Он поборол себя, отнял руки от своего лица и обернулся к Тане, чтобы обнять ее.

Вдруг взгляд его упал на Марью Петровну. Он несколько минут смотрел на нее, а затем отшатнулся.

— Марья Петровна! Марья Петровна! — вскричал он.

— Да, Иннокентий Антипович, это я, — сказала она, протягивая ему обе руки. — Мой отец видел меня, он снял с меня свое проклятие и благословил меня… О вас он вспоминал все время… Если бы вы слышали его последние слова… Он исповедался перед людьми и умер спокойно на наших руках. А теперь скажите мне, — продолжала она дрожащим голосом, — где мой сын?

Гладких низко опустил голову и молчал.

— Вы молчите. Боже мой, что же это? — вскричала она.

— Успокойтесь… он в К., но он болен. У него нервная горячка… Из рассказа его товарища я узнал, что он еще в Завидове получил какое-то страшно поразившее его письмо, и больной уехал оттуда в К. Теперь он лежит без сознания… Бог даст, он поправится, но пока с ним нельзя говорить и, быть может, очень долго следует избегать всякого потрясения… пока он совсем не оправится и не окрепнет…

Татьяна Петровна при словах Гладких о письме машинально опустилась в кресло, вскрикнула и лишилась сознания…

Когда ее привели в чувство, она с рыданиями прошептала:

— Это все я наделала, несчастная, все я… Но я не знала!

— Что такое? — в один голос спросили Гладких и Марья Петровна.

Прерывая свои слова рыданиями, она рассказала им о посланном ею Борису Ивановичу письме, в котором она прощалась с ним навсегда и открыла ему, что она дочь Егора Никифорова.

— Теперь я понимаю… — сказал Иннокентий Антипович. — Он считает его убийцей своего отца, значит, дочь этого убийцы потеряна для него навсегда… Но успокойся, он выздоровеет, а после года траура мы вас повенчаем и вы заживете весело и счастливо…

Когда Гладких рассказали события этой ночи, то он заметил:

— Этот вор и убийца Петра никто иной, как Семен Порфирьевич… Но не будем думать об этом негодяе, надо позаботиться о нашем дорогом покойнике.

Он стал делать нужные распоряжения. В Завидово послали за простым гробом, чтобы в нем перевезти тело в К., где должны были быть похороны. Перевоз тела назначили на другой день, а до тех пор тело обмыли и положили на стол в зале, куда допускали всех проститься с покойником.