Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 1. Я, Клавдий

Я не имел оснований жалеть племянниц. Они были по-своему так же дурны, как Калигула, и относились ко мне крайне недоброжелательно. Когда у Агриппиниллы за три года до того родился ребенок, она спросила Калигулу, как бы он посоветовал его назвать. Калигула сказал: «Назови его Клавдием, и он обязательно станет красавцем». Агриппинилла так разозлилась, что чуть не ударила Калигулу: вместо этого она обернулась и плюнула в мою сторону, а затем разрыдалась. Младенца назвали Луций Домиций. [135] Впоследствии император Нерон. ( Примеч. автора. ) Лесбия была слишком горда, чтобы обращать на меня внимание или как-то показать, что она меня замечает. Если мы встречались в узком коридоре, она обычно продолжала идти прямо посредине, не замедляя шага, и я вынужден был прижиматься к стене. Мне приходилось напоминать себе, что это дети моего милого брата и что я обещал Агриппине сделать все возможное ради них.

На мои плечи было возложено довольно затруднительное для меня поручение — поехать во главе делегации из четырех экс-консулов в Лион, чтобы поздравить Калигулу с раскрытием заговора. Это была моя первая самостоятельная поездка во Францию, и лучше бы я ее не совершал. Мне пришлось взять у Кальпурнии деньги на дорожные расходы, так как на мое поместье и дом до сих пор не нашелся покупатель, а ждать, что Калигула очень мне обрадуется, я вряд ли мог. Я отплыл из Остии и сошел на берег в Марселе. После того как Калигула отправил в изгнание моих племянниц, он продал с аукциона драгоценности, украшения и наряды, которые они привезли с собой, и получил за них очень высокую цену: он тут же распродал и их рабов, а затем и вольноотпущенников под видом рабов. Покупали их богатые жители провинции, которым хотелось похвастаться: «Да, это и это принадлежало сестрам императора. Я купил все эти вещи лично у него». Успех навел Калигулу на новую мысль. Старый дворец, где жила некогда Ливия, стоял заколоченный. Там было полно ценной мебели и картин и реликвий, оставшихся после Августа. Калигула послал за этим добром в Рим, возложить на меня ответственность за их благополучное и незамедлительное прибытие в Лион. Он писал: «Пришли все сушей, а не морем. Я еще в ссоре с Нептуном». Письмо это пришло накануне того дня, когда я должен был отплыть, поэтому я перепоручил это дело Палланту. Трудность заключалась в том, что все свободные лошади и повозки были изъяты для обоза новой армии. Но Калигула отдал приказ, значит, и тягловая сила, и перевалочные средства должны были быть изысканы. Паллант отправился к консулам и показал им письмо Калигулы. Они были вынуждены реквизировать почтовые кареты, фургоны булочников и даже кляч, вертящих мельничные жернова, что причинило всем большие неудобства.

40 г. н. э.

Так вот и получилось, что как-то майским вечером, перед заходом солнца, Калигула, сидевший на парапете моста в Лионе и занятый воображаемой беседой с тамошним речным богом, увидел, как издалека по дороге к нему приближаюсь я. Он узнал мои носилки по доске для игры в кости, которую я к ним приладил: я коротаю долгий путь, играя сам с собой. Калигула закричал сердито:

— Эй, ты, там, где повозки? Почему с тобой нет повозок?

Я крикнул в ответ:

— Благослови тебя небо, цезарь! К сожалению, повозки придут только через несколько дней. Они двигаются сушей через Геную. Я с моими спутниками прибыл по воде.

— Так и обратно отправишься по воде, голубчик, — ответил он. — Пожалуй-ка сюда.

Когда я приблизился к мосту, два германских солдата стащили меня с носилок, отнесли к среднему пролету и посадили на парапет спиной к реке. Калигула подбежал и столкнул меня. Я перевернулся два раза в воздухе и полетел вниз — казалось, я пролетел тысячу футов, пока не коснулся воды. Помню, я сказал себе: «Родился в Лионе, умер в Лионе». Рона — река очень холодная, очень глубокая и очень быстрая. Тяжелая тога облепила мне руки и ноги, но я все же умудрился не пойти ко дну и даже выбраться на берег за излучиной, в полумиле от моста. Я куда лучше плаваю, чем хожу, у меня сильные руки, и так как я довольно толстый — я мало двигаюсь и люблю поесть, — я держусь на воде, как пробка. Кстати, мой племянник вообще не умел плавать.

Калигула был очень удивлен, когда несколько минут спустя увидел, что я ковыляю по дороге, и громко захохотал над моим видом — я весь перепачкался в вонючей тине.

— Где ты был, дорогой Вулкан? — крикнул он.

Ответ был у меня наготове:

— То громовержец