Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно

Когда Медея вновь прибыла в Колхиду после благополучного плавания, она отняла царство у своего таврийского дяди Перса и, вступив в брак с Идеессом, Царем Мосхии, правила двумя царствами до самой смерти, и Ээт, ее сын от Идеесса, унаследовал два престола. Нэера, дочь Фрикса, была в ту пору царицей-матерью в Албании, и Колхида процветала из-за дружбы между двумя царственными домами, а также из-за того, что Медея умилостивила змея Прометея, изгнав тавров из передней части ограды. Династия Ээтидов все еще уверенно занимает престол Колхиды.

Говорят, что Медея на обратном пути бросала якорь в месте, где Поллукс убил царя бебриков Амика, и обнаружила, что на кургане Амика выросли лавровые деревья, листья которых обладали силой ввергать всех, кто их ни коснется, в бурные ссоры. Побег такого Лавра Безумия с землей на корнях она везла за кораблем в маленькой привязной шлюпке до самой Колхиды. Там она посадила деревце и использовала его листья, сея смуты среди личных и общественных врагов.

Ясон исполнился великой скорби по смерти четверых своих детей и Авги, и то, что он стал теперь неоспоримым царем в обоих Коринфских царствах, мало его утешало. Он пошел однажды рано поутру к святилищу Посейдона на перешейке и там прилег, угрюмо задумавшись, под носом «Арго», завернувшись в свой расшитый плащ, не принеся перед тем жертвы Посейдону и не сказав доброго слова ни одному из жрецов, которые вышли его приветствовать. Они видели, что его терзает глубокая скорбь; но как, они могли сказать, что творится у него в душе? Наконец он издал несколько тяжких стонов и пробормотал, как им показалось, имя Ифиас, старой жрицы Артемиды, которой он пренебрег по дороге в Пагасы, и проклятие которой привело его, в конце концов, сюда. Ибо хотя по возрасту он был еще во цвете сил, он сильно постарел после ссоры с Медеей. Десны у него гноились, и он потерял несколько острых белых зубов; он хромал из-за ревматизма; а его некогда прекрасные волосы утратили свое великолепие и были побиты сединой.

Главный жрец обратился к Ясону со словами:

— Твое Величество, следуй моим указаниям! Не сиди в унынии на сырой земле под гниющим памятником твоей былой славы. Это не принесет тебе удачи. Поднимись, государь, без страха поведай о своих горестях Владыке Коней, Колебателю Моря, Держащему Трезубец. Он смягчит боль, ручаюсь, особенно, если ты принесешь ему богатые жертвы рыжим скотом, накормив его жрецов вкусным жареным мясом, а самому божеству отдав восхитительные бедренные кости.

Ясон повернул голову, но не ответил. В глазах его угадывалось изумление, а рот был раскрыт, словно у ребенка, который собирается заплакать, хотя плач не раздался.

Главный Жрец отпустил других жрецов и сел на ступени храма, наблюдая за царем, ибо сердце предупредило его, что надвигается некое необычное событие, которое он не может ни ускорить, ни замедлить; он так и сидел на ступенях, пока не прошел час обеда, хотя дождь лил как из ведра, и восемь змеехвостых ветров гонялись забавы ради друг за дружкой по всему участку святилища, дуя со всех сторон одновременно.

Голова Ясона упала. Он уснул. И вскоре Главный Жрем увидел уголком глаза то, чего не мог бы рассмотреть в упор, — бледные очертания человека и собаки, из последних сил бегущих по дороге из Мегары. Он не повернул головы, опасаясь, что пострадает ясность видения, а два призрака бежали вперед. Человек был одет в грубое платье из овечьих шкур, какое носят этики и флегии, и призрачный бронзовый наконечник копья выходил из спины его верной рыжей овчарки. Пес кинулся прямо к Ясону и встал над ним, зарычав и оскалив клыки, шерсть у него на загривке поднялась дыбом; а пастух взбежал на нос «Арго», словно ящерица по стене. Затем, как увидел Главный Жрец, пастух, задержав дыхание, уперся плечом в изогнутый нос, и когда он подналег, упираясь ногой о подпорку, восемь ветров прекратили резвиться и помчали все вместе с диким ревом вдоль планшира по обе стороны корабля. Раздался скрип, а затем — громкий треск. Высокий нос рухнул, и резная баранья морда ударила Ясона по черепу, превратив его голову в кровавое месиво. И все же благоразумный Главный Жрец сидел, не шевелясь, пока оба, пастух и собака, не насытились кровью и мозгом своего врага; ибо, помешай он этим призракам мстить, они бы потом никому не давали покоя в святилище. Теперь же они припустили прочь, полностью удовлетворенные.

Двойной коринфский престол перешел к сыну Главка, названного Сизифом в честь деда; но афирцы, оплакивая смерть Ясона, решили, что корма «Арго» должна отныне сохраняться в приличном состоянии и что если сгниет какая доска или снасть, их следует заменять новыми — только нос, так как он был всенародно обвинен в человекоубийстве, посвятили богине Персефоне и возложили в ее святилище. Так «Арго» обрел бессмертие и остается все тем же «Арго» аргонавтов, хотя сегодня ни один кусок дерева, от киля и до верхушки мачты, не является подлинным. Как гласит пословица: «Это топор моего деда; мой отец снабдил его новым топорищем, а я — новым лезвием».