— Так почему же, — спокойно спросил Сулла с еле заметной насмешливой улыбкой, — почему же вы не призываете меня на суд перед свободным народом? Я отказался от диктатуры. Почему же мне не было предъявлено никаких обвинений? Почему вы не потребовали отчета в моих действиях?
— Дабы не видеть снова убийств и траура, которые в течение десяти лет омрачали Рим… Но не будем говорить об этом, в мои намерения не входит обвинять тебя: ты, быть может, совершил немало ошибок, зато ты совершил и много славных подвигов; воспоминания о них не перестают волновать мою душу, ибо, как и ты, Сулла, я жажду славы и могущества. А скажи все же, не кажется ли тебе, что в жилах римского народа все еще течет кровь наших великих и свободных предков? Вспомни, как несколько месяцев назад, ты в курии, при всем сенате, добровольно сложил с себя власть и, отпустив ликторов и воинов, направился с друзьями домой — и как вдруг какой-то неизвестный юноша стал бесчестить и поносить тебя за то, что ты отнял у Рима свободу, истребил и ограбил его граждан и стал их тираном! О Сулла, согласись, что нужно обладать непреклонным мужеством, чтобы произнести все то, что сказал он, — ведь тебе достаточно было только подать знак, и смельчак тотчас поплатился бы жизнью! Ты поступил великодушно, — я говорю это не из лести: Катилина не умеет и не желает льстить никому, даже всемогущему Юпитеру! — ты поступил великодушно, не наказав его. Но ты согласен со мной: если у нас существуют безвестные юноши, способные на такой поступок, — я так жалею, что не узнал, кто он, — то есть надежда, что отечество и республика еще могут быть спасены!
— Да, это был, конечно, отважный поступок, а я всегда восхищался мужеством и любил храбрецов. Я не захотел мстить смельчаку за обиду и стерпел все его оскорбления и поношения. Знаешь ли ты, Катилина, какие последствия будут иметь поступок и слова этого юноши?
— Какие? — спросил Сергий Катилина, устремив испытующий взор в глаза диктатора, затуманенные в этот момент.
— Отныне, — ответил Сулла, — никто из тех, кому удастся захватить власть в республике, не пожелает от нее отказаться.
Катилина в раздумье опустил голову, затем, овладев собой, поднял ее и сказал:
— Найдется ли еще кто-нибудь, кто сумеет и захочет захватить высшую власть?
— Ну… — произнес, иронически улыбаясь, Сулла. — Видишь толпы рабов? — И он указал на ряды амфитеатра, переполненные народом. — В рабах нет недостатка… Найдутся и господа.
Весь этот разговор происходил под аккомпанемент бурных рукоплесканий толпы, увлеченной кровопролитным сражением происходившим на арене между лаквеаторами и секуторами; вскоре оно завершилось смертью семи лаквеаторов и пяти секуторов. Оставшиеся в живых гладиаторы, раненые и истекающие кровью, удалились в камеры, а зрители бешено аплодировали, смеялись и весело шутили.
В то время когда лорарии вытаскивали из цирка двенадцать трупов и уничтожали следы крови на арене, Валерия, внимательно наблюдавшая за Суллой, который сидел неподалеку от нее, вдруг поднялась и, подойдя к диктатору сзади, выдернула шерстяную нитку из его хламиды. Удивленный, он обернулся и, сверкнув своими звериными глазами, принялся рассматривать ту, которая прикоснулась к нему.
— Не гневайся, диктатор! Я выдернула эту нитку, чтобы иметь долю в твоем счастье, — произнесла Валерия с чарующей улыбкой.
Почтительно приветствуя его, она, по обычаю, поднесла руку к губам и направилась к своему месту. Сулла, весьма польщенный ее любезными словами, учтиво поклонился и, повернув голову, проводил красавицу долгим взглядом, которому постарался придать ласковое выражение.
— Кто это? — спросил Сулла, опять повернувшись в сторону арены.
— Это Валерия, — ответил Гней Корнелий Долабелла, — дочь Мессалы.
— А-а!.. — заметил Сулла. — Сестра Квинта Гортензия?
— Именно.
И Сулла вновь повернулся к Валерии, которая смотрела на него влюбленными глазами.
Гортензий встал со своего места и пересел поближе к Марку Крассу, [62] Марк Красс (род. в 114 г. до н. э.) — сторонник Суллы; обогатился во время проскрипций в 82 г.; владел серебряными рудниками, землями и большим количеством рабов; возглавлял римское войско, посланное на подавление восстания Спартака. В 70 г. Красс стал консулом совместно с Помпеем. Стремление последнего к власти вызвало у Красса враждебное отношение к нему; Красс сблизился с Цезарем и в 60 г. поддерживал его при соискании консульства. В конце 60 г. Цезарь, Помпеи и Красс составили триумвират. В 55 г. Красс снова был избран консулом вместе с Помпеем. В 53 г. погиб во время войны с парфянами.
очень богатому патрицию, известному своей скупостью и честолюбием — двумя противоречивыми страстями, прекрасно уживавшимися, однако, в этой своеобразной натуре.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу