Лев Жданов - Грозное время

– Правда, государь!

– У-у-у! Какие большие… С пустыми руками, почитай, в кибитках пришедши, весь христианский мир под нози себе покорили…

– Да, правда, государь!

– И если бы деды мои их, окаянных, не вздули хорошенько, по сию пору, гляди, басме бусурманской цари бы крещеные кланялись; калмыцким рожам вашим – дани несли бы да выкупы…

– Да, правда, государь… – совсем иным тоном произнес Саин.

А Иван, улыбнувшись слабо, продолжал:

– Ну, так слушай: теперь ты знаешь главное. Так и веди свое дело… Погорделивей с боярами. Чтобы боялись тебя…

– Не меня, а тебя бояться станут. Кого хочешь ты им посади, все равно! – желая поправить предыдущую ошибку, живо отозвался Саин.

– Ого, сладко поешь, царек… нет, что я?! Отныне ты – царь… как бы… Ну, Симеон, скажем, Бекбулатович, великий князь и царь всея Руси… А на место твое, в Касимов-городок, кого пока посадить, как скажешь?

– Буда-Алия-салтана – младшего брата моего, коли тебе не супротивно, государь…

– Можно бы, да молод больно. Бабы да муллы вертеть станут царством. Он ни меня слушать, ни сам править не сумеет. Погодим. Подрастет – посажу его, не мину… А покудова – Кучумова родича, Мустафу-Алия повеличаем. Сибирь теперь мои воеводы Строгановы «задирают»… Городки ставят… Инородцев к нам зовут… Вот те и пойдут охотнее, как прослышат, что ихнего Кучума родич – в таком почете на Руси, царьком на Касимове… Ну, вот на один раз – будет с тебя. Ступай, о купели хлопочи… Дело налаживай… А я и ризки тебе изготовлю золоченые… Да, чай, недолго ждать отцу с матерью твоим придется? Как окрестят тебя, из купели вылезешь, и зубки у младенчика нашего резаться почнут… Так мы и на зубок приготовим… Ха-ха-ха…

И в первый раз за много лет снова рассмеялся Иван, забытым, старым, веселым смехом своим.

И Саин смеется.

– И! Не надо, государь! Много видал я от тебя милостей. Не стою даже.

– Ты не стоишь – я стою… Кто дает, того и правда. Кто берет – тому молчать…

– Так и тебе бы, царь, не много толковать со мной надо. Богатый дар я дал тебе… Отдарил ли ты? – спросил смело Саин, видя веселость царя.

– Ты? Мне? Дар? И я не отдарил? Мелешь что-то несуразное! – сразу нахмурясь, произнес Иоанн.

– Не угадал, государь. Душу свою всю, сердце благодарное тебе я в дар принес… Ты – землею, казною отдариваешь. Не можешь ты своего сердца царского, души высокой – одному Саину, царевичу татарскому, отдать… Понимаю я… И не жду… Так и деньгами помене дарил бы… Не так бы было совестно, словно я любовь и дружбу мою на вес золота продаю…

Молча привлек Иоанн Саина, вторично коснулся его волос поцелуем и слегка оттолкнул от себя.

– Ступай… Дожидаются люди, гляди… К крестинам готовься… А там – и царем Московским посажу… Силу – себе оставлю, а заботы разные пустые, досадные, докуку царскую, – на тебя возложу, вместе с бармами… Ходи всюду, по храмам, в Думу, везде. Принимай, отпускай послов с честью… А я с ними потихоньку стану дела вершить. Что ныне мне, как царю, не пристало, – у нас тогда сойдет; как потолкуем с глазу на глаз. Ну, ступай. Зови народ ко мне.

Вышел Саин; вошел с Годуновым посол императора Максимилиана, одного из кандидатов на престол осиротелой Польши и Литвы…

– Ну, докладывай скорей, Борис! – обратился Иоанн к Годунову, который в качестве толмача явился с послом. – О чем там вы с боярами приговорили? И пускай он тогда выложит свое слово тайное… Насчет Литвы – как?

– Требует цесарь, чтобы она нераздельна осталась с Польшей. Сам он и трона не ищет. За Ернеста-королевича просит подмоги у нас. А Киев, мол, можно Москве отдать, когда Ернеста на трон возведут.

– Вон оно что! На посуле, как на стуле. Дальше.

– Просит: Ливонии бы ты, государь, не воевал, покудова цесарь больших своих послов не пришлет о том деле рассудить.

– Да? А кафтана вот энтого с плеч у меня еще не просят ли нейстрийцы бестолковые, да и с рубахой, и со крестом нательным заодно? Дале?

– Все, государь…

– Мало! И вовсе мало, святым Георгием свидетельствуюсь. А какие тайности у посла? Ну-ко, выкладывай…

Низко поклонясь, посол заговорил. Иван на лету ловил слова полузнакомой немецкой речи. Борис точно и громко ее пересказывал.

– Говорит великий цесарь – Максимилиан Нейстрийский, государь, что ежели бы ты, государь, пожелал помочь сильную королевичу Ернесту оказать, чтобы тот на трон польский и трон литовский благополучно засел, и за ту дружбу – за помощь великую – выгоды прибудут большие твоему царскому величеству…