Я смогла вспомнить и записать парочку фраз, а потом даже во сне не могла ясно представить себе Муна, я изо всех сил пыталась его себе представить, но передо мной возникал смутный образ. Занимаясь работой или катаясь верхом с братьями, мне вдруг становилось не по себе, я покрывалась потом, и тогда я понимала, что меня мучают кошмары от того, что происходит в Ирландии. Случалось, я страдала от голода или жажды, хотя только что встала из-за стола. Однажды, когда нам подали в пятницу селедку, я не смогла проглотить ни кусочка, и воскликнула:
— Господи, опять селедка! Почему нам не дают мяса, а только селедку!
А ведь подали селедку в первый раз за две недели, и мать на меня посмотрела так, будто я сошла с ума. Потом я узнала, что Мун не мог есть одну и ту же селедку, которой их кормили в лагере вместе с солониной. Кто скажет, что это не чудо?
Сэр Томас Гардинер ничего не знал о скандале, который связывал меня и Муна, потому что он был дома в Ковент Гарден в то время. Но как-то он приехал в Форест-Хилл по делам и сказал, что ему известны кое-какие новости о Муне. Мун писал ему, что восставшие, хотя их было в десять раз больше, чем англичан, не желали сражаться с англичанами и удрали в хорошо защищенные замки, которые могли выдержать долгую осаду, и выходили оттуда, только когда наши войска отступали. Мун спрашивал, почему парламент не посылает солдат в Ирландию? Если бы десять тысяч солдат были бы посланы туда в новом году, то от восставших не осталось бы и следа. Но чем дольше все затягивалось, тем больше солдат собирали ирландцы. Мун также писал, что парламент ничего не платил нашим солдатам. Они начали роптать из-за задержки денег, из-за того, что им не давали одежду и продовольствие. Все говорили друг другу: «Не будет музыки, не будет и танцев». Но солдаты отважно сражались с врагом, который проявлял такую жестокость, какая не была свойственна даже дикарям.
Сэр Томас очень расстроился, прочитав это письмо, потому что, как он говорил, фракция его отца в парламенте не была виновата в том, что нашим солдатам несладко пришлось в Ирландии. Это Джон Пим и его чертовы конфедераты не платили жалование офицерам короля, сражавшимся в Ирландии, они не стали голосовать, чтобы послать туда еще войска до тех пор, пока король не отдаст парламенту власть над милицией. {33} 33 …пока король не отдаст парламенту власть над милицией. — В XVII веке в Англии были организованы отряды национальной обороны, милиция, куда призывались солдаты от каждого графства; но они могли послать вместо себя и замену: принцип «от каждого графства — оружие и солдат» часто оборачивался абсурдом, помещики норовили избавиться от самых нерадивых работников. Милиция никогда не представляла собой регулярную армию, была плохо обучена и плохо вооружена. В 1907 г. прекратила свое существование. С 1921 г. так называли отряды резервистов, с 1939 г. милиция снова стала одной из сил обороны страны.
Пим и его союзники делали вид, что если соберут милицию для посылки в Ирландию, то король использует ее для того, чтобы покуситься на свободы английского народа. Сэр Томас также добавил, что никто из членов парламента не считает, что королева лелеет те же самые ужасные планы. Его Величество ответил графу Пемброуку, которого посылали к королю, чтобы он уговорил его передать командование над милицией в руки парламента.
— Клянусь Богом, я им ее не доверю ни на час!
Сэр Томас все нам пересказал, а затем заметил:
— Бьюсь об заклад, что в Англии есть множество приятных леди, сочувствующих капитану Myну в его трудностях, и я уверен, что он им регулярно пишет. Мне говорила моя дорогая Кэри, что он пишет любовные письма ее кузине Долл Лик, она собирается за него замуж после его возвращения Англию, не посмотрит на его кошелек. Кэри мне рассказала, что Мун подарил на память кузине локон своих волос и девушка очень волнуется по этому поводу (а не следовало бы), боится, как бы подарок не оказался плохой приметой.
Вы можете себе представить, как я расстроилась, услышав этот рассказ. Я не знала, что и думать, потому что, с одной стороны, не сомневалась, что Мун меня любит, ведь он сам говорил мне, больше всех на свете. Я также помнила, как он мне сказал, что нам не нужны никакие сувениры. Я пыталась себя успокоить тем, что когда мы, обнявшись лежали в церкви в ту ночь, нас связывала необыкновенная любовь, платоническая, так говорят, когда происходит слияние двух душ в любви к прекрасному, без всяких поползновений на плотскую любовь. Я спрашивала себя, разве мы с ним не были мужчиной и женщиной? Разве не пробьет час, и земная любовь, которой подчиняются все земные люди, захватит нас? Или же между нами всегда будет только возвышенное чувство, потому-то Мун пишет письма молодым девушкам, но только не мне, и если верить сэру Томасу, даже обменялся на память локонами с другой девушкой.
Читать дальше