Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона.

— Уходи и оставь меня одну, — сказала я, — я не могу сразу отправиться домой. Я останусь здесь до завтрака, а потом вернусь, а если матушка меня о чем-нибудь спросит, я ей скажу, что встала очень рано, пока еще спала Зара, и пошла в церковь, это будет почти правдой.

Мун снова поцеловал меня, но не смог произнести ни одного слова, разрываемый противоречивыми чувствами: до следующей встречи нам придется помучиться, но она все равно состоится. Он на секунду зажег фонарь, чего, как потом оказалось, не следовало делать. Но нам было нужно разложить по местам подушечки. Затем я подошла к двери и выглянула. Город еще спал. Я вернулась, мы поболтали о разном — о моей сестре Заре и о его коне, которого он привязал в роще, и о том, как сейчас холодно.

Мун снял с руки кольцо, посмотрел на него, а потом снова надел.

— Мари, нам не следует обмениваться какими-то вещицами на память. Просто вспоминай обо мне, и я стану делать то же самое. Тебе известно, что мое сердце принадлежит тебе, а твое — мне.

— Я отдаю его тебе на тысячу лет, — подтвердила я.

— Нет, хотя бы в два раза больше. Начальные буквы наших имен — Мун и Мари — это «ММ», так по латыни обозначаются две тысячи лет. Даже две тысячи лет — не такой большой промежуток между Альфой и Омегой.

— Это будет только началом нашей долгой дружбы, — ответила я смеясь и протянула ему руку. Он не стал ее целовать, а крепко сжал и пристально посмотрел на меня.

Затем Мун повернулся и вышел из церкви, надев на голову шляпу с длинными перьями.

Я села на наше обычное место в церкви и начала молиться, если это действительно можно назвать молитвой, потому что я ни о чем не молила Бога, а только благодарила Его от всего сердца. Вскоре я услышала, как по дороге скачет конь, но он следовал в противоположном направлении от того, куда следовал Мун. Конь проскакал мимо церкви и затем топот копыт замер вдали. Я поняла, что это не Мун, поднялась с колен, а мое сердце пело: «Мы вдвоем! Нас двое!»

Я была уверена, что сердце Муна пело ту же самую песню.

Мун, наверное, доскакал до Витли, когда я услышала шаркающие шаги на тропинке, ведущей к крыльцу. Я постаралась скрыться за экраном и сильно пригнулась между рядов, собираясь продолжить молитву. Мне не хотелось, чтобы меня прерывали. Это был пономарь Нед. Он прошел мимо меня к колоколам и начал звонить. Сначала шли отдельные медленные удары, и звучал только колокол, который Мун называл Омега. По этим звукам можно было догадаться, что колокол звонит по новопреставленным покойникам, о которых уже сообщили пономарю. Я поднялась с колен и спросила его, кто умер, пока Нед продолжал звонить, и он мне ответил, что это старая матушка Кетчер. Ее нашли в пруду у мельницы. Мне стало тяжко от этих звуков, казалось, колокол вызванивал: «Смерть! Смерть! Смерть!», а между каждым ударом была огромная пауза. Я в ужасе выбежала из церкви. Я бежала к калитке, начала ее открывать, чтобы быстрее отправиться домой, когда между кустов остролиста показался мужчина и схватил меня за плечо.

Я вскрикнула от ужаса, но, обернувшись, увидела, что это наш новый викарий Лука Проктор. На нем был ночной колпак и какой-то рваный плащ. В руках он держал кривой нож для рубки сучьев.

— Значит, это вы — мисс Мари Пауэлл, — сказал он.

— Доброе утро, викарий, — сказала я, приходя в себя. — Вы пожаловали сюда в ночном колпаке и с ножом, чтобы подрезать кусты остролиста? Продолжайте работу, хотя она и не по сезону, но уберите свою руку с моего плеча, старый пьяница!

Но он сильнее сжал плечо и спросил меня.

— Где ты была, женщина?

— Сэр, должна признаться, что я действительно женщина, но если бы вы не были так пьяны, то вели бы себя прилично и не стали бы со мной так грубо обращаться. Ну, да ладно. Я молилась в церкви. Мне не терпелось сходить туда и помолиться. Дверь была открыта, и я вошла.

— Где твой фонарь? — спросил викарий.

— У меня его нет, я пришла без фонаря и свечки.

— Я видел свет в северных окнах церкви всего полчаса назад, — заявил викарий. — Я в тот момент встал, чтобы впустить кошку. Накинув на себя что попало под руку, — я подумал, что в церкви воры, и я схватил нож, подошел к крыльцу. Заслышав голоса, я спрятался в кустах. Потом из церкви вышел молодой щеголь, но я увидел у него шпагу и не посмел к нему приблизиться, я стал ждать, когда церковь покинет дама. Пономарь вошел в калитку и не заметил меня. Я шепотом его позвал, чтобы предупредить об опасности, но он — глух и не услышал меня. Пономарь вошел в церковь, Господь уберег его, ему не причинили никакого вреда. Он стал звонить в колокола. Если в церкви никого больше не осталось, то можно решить, что вы и молодой щеголь были там вдвоем, когда я увидел свет в церкви.