Лавр Свирепый не препятствовал желанию сына жить в замке, который когда-то принадлежал покойной королеве Аманде. Этому было много причин. Одной из главных являлись весьма натянутые отношения между кронпринцем, королевой и ее сыновьями. Даже торжества не способствовали их сближению. Даже то, что при чествовании Мелина королева первой после короля обняла юношу и поцеловала в лоб, а младшие принцы присягнули старшему брату в преданности. Никакого чуда (а о нем и днем и ночью мечтал король Лагаро) не произошло.
Однако упрекать в несвершении этого чуда Мелина Лавр не мог: юноша сразу предупредил о возможных подводных камнях, и холод внутри королевского семейства нельзя было назвать неожиданным.
— В крае моей матушки мне будет покойнее, — мягко объяснял кронпринц, видя, что огорчает отца своим решением удалиться в провинцию. — К тому же, мне всегда желалось видеть ее родину. Да и в вашем доме с моим отъездом все устаканится. А то получается: ты на два лагеря разрываешься…
— Устаканится, — с плохо скрытой горечью повторил новое для себя слово Лавр. — Я-то надеялся, что ты будешь здесь, в Тильде, в моем дворце, как и должно моему старшему сыну. Что я передам тебе многие знания, необходимые при управлении страной. Это ведь особое искусство…
— Батюшка, это ж не навсегда, — поколебал свои планы Мелин. — Дайте мне год… Слишком все похоже на огромные снежный ком, что рухнул с крыши мне на голову. Мне б опомниться, побыть одному, поразмышлять…
— Позволь хоть обнять тебя и получит заверения в том, что я не теряю тебя снова. И дай обещание, что приедешь в Тильд на Воротей. Зиму проводим, новый год встретим. Я хочу, чтоб в этот праздник ты сидел рядом со мной за столом: так положено — чтоб вся семья вместе новый год встречала…
Мелин пообещал отцу все это, и теперь, хоть до праздника было еще далеко, чувствовал, что понемногу лишается душевного спокойствия, которое поначалу вернулось к нему, когда он только-только приехал в Двуглавую Крепость. Это обещание давило на него, постоянно напоминая о том, что рано или поздно придется сесть за один стол с Корнелией, Патриком и Дереком; придется улыбаться им, терпеть их взгляды и голоса, отвечать на их вопросы, которые, несомненно, будут касаться его жизни в Данне…
А Мелину очень хотелось остаться в Данне, в тиши и полумраке Двуглавой Крепости, навсегда.
Он полюбил эту землю и сразу признал ее своею. С того самого мига, как камердинер Ник указал ему на первое же даннское селение, соломенные крыши и лозовые плетни которого показались за очередным поворотом старого Южного тракта:
— Вот и Данн, ваша милость. Деревня Мошки.
В Мошках их встречали радостно. Повсюду кричали: 'Молодой лорд! Молодой лорд приехали! Наверное, из всех девушек в селе выбрали самую красивую, чтоб она поднесла озябшему кронпринцу приветный рог, полный темно-вишневого, ароматного вина. Мелин выпил, по обычаю поцеловал красотку в губы, а потом танцевал на деревенских вечерках до самой зари, закинув в дальний угол избы теплый плащ и меховую шапку.
После такого 'приема' не любить Данн было невозможно.
Их путь к Двуглавой Крепости продолжился, и всюду, где б ни соизволил остановиться кронпринц, его встречали с радушием и весельем. Все в Лагаро были наслышаны о том, что более семи лет Мелин Лагаронский жил, как простолюдин, в Илидоле и совершил немало подвигов, защищая город и горожан от нападок корыстного и жестокого лорда Гая Гоша, и это делало кронпринца близким людям. Он знал их беды, заботы, чаяния, и народ мог надеяться, что наследник престола милосерд.
Можно ли было сказать, что так и сталось?
С полным правом.
Прибыв в родовое поместье, Мелин не замедлил созвать приказчиков и выслушал их отчеты, учась хозяйствовать прямо на месте. Он поднял все домовые книги и пару недель занимался только ими, прерываясь на сон и скромные перекусы.
Ларик дивился преображению приятеля. От беспечности и балагурства Мелина, казалось, не осталось и следа. Теперь это был строгий молодой человек, сосредоточенный и даже скучный. Зато наставники, которые занимались образованием Мелина в Кленовой усадьбе, могли гордиться юношей. Он взялся за кардинальную переделку управления поместьем: пересмотрел многие правила и порядки, кое-что изменил. Особенно то, что касалось уплаты податей и наказаний за всевозможные провинности. Затем молодой лорд распорядился большую часть собственных земель, что шли под пашни, сады и огороды, отдать в аренду малоземельным крестьянам. Также велел первые два года не брать с них оброков и податей. А еще — полностью упразднил барщину, сделав такое умозаключение:
Читать дальше