Салтыков умчался, а царь проверял готовность войск для отпора нашествию Карла XII.
Обновлялись, пополнялись пушками, припасами, рекрутами крепости Новгорода, Пскова и Гдова, опоясались они рвами, ощерился пушками Печерский монастырь.
Первые донесения о сражениях под Нарвой не весьма огорчили Петра. Войска в полном порядке отходили от Нарвы.
Прибывшим к нему генералам Борису Шереметеву, Петру Апраксину 9 , Аниките Репнину сразу выговорился:
— Все вы в батальях с турками бывали, однако ты, Борис Петров, опытен, а сплошал у Пуртцы, тогдаб с шведами иначе обошлись мы под Нарвой.
Шереметев виновато развел руками, а сам, грешным делом, подумал: «Ты-то тож хорош, от Нарвы утек неведомо зачем, когда узнал, что швед близко, да кумандиром над нами оставил иноземца».
За три недели до сражения под Нарвой конница Шереметева сначала успешно атаковала там передовой отряд шведов генерала Велинга, однако, вместо того чтобы закрепиться, Шереметев решил отступить к деревне Пюхайоги в 30 верстах от Нарвы. Царь сделал ему выговор и наказал держаться. И опять граф сплоховал, начал отступать под напором шведов к Нарве…
— Ну да будет, — примирительно сказал Петр, — авось грехи замолишь делами. Нарва же, одним словом сказать, яко младенческое играние было, а искусства ниже вида.
Царь шагнул к разложенной на грубо сбитом столе походной карте и поманил прибывших:
— Ты, Аникита, — начал он с Репнина, — принимай под начало войско у Новгорода, сбирай по всей округе воев, которые от Нарвы отошли. В подмогу тебе приписаны свежие рекруты. Оградишь от шведа с норда, ежели он к Москве вознамерится идти.
— Борис Петров, — без остановки продолжал царь, — с заглавными полками ополчения московскими и новгородскими оборону Пскова станешь держать. Тебе в подмогу из Малороссии семь тыщ казаков идут. Держи ухо востро, шведа сторожи, не мешкая доноси.
Петру Апраксину поручалось особое задание, но царь начал издалека.
— Штоб все вы знали, нынче почнем воевать море с другой стороны, от Ладоги к Неве и далее, к Финикусову 10 заливу. Об этом, окромя вас, никто ведать не должон.
Царь оживился, глаза его засверкали привычными прежде огоньками, как всегда, когда он был в добром расположении духа.
— Для того, ты, Петр, сядешь воеводой и на Ладоге. Войск тебе под начало будет тыщ десять, наперво отваживай шведов от наших берегов на Ладоге. Перепиши на Ладоге, Онеге и в реках окрест все струги до единого. Тамошних людей поспрашивай подробно о путях водных между Соловками, Онегой и Ладогой. Далее поглядим, а нынче указ выйдет в Архангельский, Прозоровскому, крепостцу ладить на двинском устье. Брат Карл беспременно навестит те места. — Петр выпрямился, ухмыльнулся, не спуская глаз с Апраксина. — А што, тебе братец Федор весточку не дает из Воронежа? Давненько от него слуху нет.
— В аккурат, государь, получил от него письмецо на Рождество, похваляется диковинным кораблем, денно и нощно с ним трудится, к спуску готовит.
Апраксин доподлинно знал, чем порадовать царя. Петр заулыбался:
— Молодец. Отпиши ему, вскоре буду. Надобно поспеть «Предистинацию» 11 самому спровадить со стапелей 12 на воду.
Генералы отъехали, а Петр начал перебирать и просматривать почту. Редкий день теперь не жаловались послы, что при иноземных дворах после Нарвы надсмехаются над ними.
Обычно донесения докладывал Головин, а сейчас Петр сам вчитывался в слезливые строчки. Сверху лежал распечатанный конверт от Андрея Матвеева из Гааги. «Жить мне здесь теперь очень трудно: любовьих только на комплиментах ко мне, а на деле оченьхолодны. Обращаюсь между ними, как отчужденный;а от нарекания их всегдашнего нестерпимою снедаюсь горестью».
Царь закашлялся, вспомнил поездку в Голландию, тогда все улыбались и раскланивались…
Самым горестным тоном выделялись откровения князя Голицына. Он сообщал об издевках венского двора: «Главный министр, граф Кауниц, и говорить со мною не хочет, да и на других нельзя полагаться; они только смеются над нами… всякимиспособами надобно добиваться получить над неприятелем победу. Хотя вечный мир учинить,а вечный стыд чем загладить. Непременно нужнанашему государству хотя малая виктория, которою бы имя его по-прежнему по всей Европе славилось. А теперь войскам нашим и управлению войсковому только смеются».
Петр тяжело вздохнул, нехотя взял донесение Петра Толстого из Стамбула. Тот сообщал, что турки обнаглели, требуют возврата Азова, уничтожения кораблей флотилии. Крымские татары начали тревожить набегами.
Читать дальше