Геннадий Ананьев - Риск. Молодинская битва

— Отступиться от Магмет-Гирея. Дары пошлем с миром.

— Иль государь Василий Иванович одобрит такое? — усомнился князь Воротынский. — Небось полки от Волоколамска уже спешат. Князь Вельский тоже, должно быть спохватился. Думаю, оттого и не нападают. Самое время царевым полком, моей дружиной, стрельцами и добровольцами, а их найдется достаточно, ударить по басурманам. Здесь, в Кремле, посвободней станет, да и втянем в сечу татарские тумены, тогда Дмитрию Вельскому сподручней в спину станет ударить.

Глас вопиющего в пустыне!

Никто не поддержал в общем-то опрометчивый совет князя Воротынского, все ухватились за предложение царева брата. Начали прикидывать, какие дары повезти. Тут полная у всех заинтересованность, а когда стали определять состав посольства, желающих оказалось негусто. Вспыхнула даже перебранка, кому по родовитости возглавить посольство. Только на сей раз не свое преимущество каждый думный боярин отстаивал, а другому кому-либо место свое уступал.

Перебранку остановил князь Иван Воротынский. Споривших призвал утихомириться, а князя Андрея попросил:

— Дозволь, князь, мне на переговоры к Магметке ехать. С мечом не пускаешь, с миром пусти. А коль не удача постигнет, смело изопью смертную чашу. Продолжатель рода, если Бог не обошел нас своей милостью, появился, должно, на свет. Род не сгинет. Дозволь?

Негромко просил князь Воротынский, а надо же — все услышали. И приумолкли, ожидаючи слова князя Андрея. А тот, помедля самую малость, согласился:

— Будь по-твоему.

Собирались споро. Несколько подвод нагрузили соболями, песцами, куницами и белками. Меду хмельного бочек десяток из кремлевского винного погреба, изделий разных (украшений для жен ханских, посуду) из злата я серебра не скупясь прихватили и — тронулись. Впереди — князь Воротынский с малым числом бояр и дьяков под стягом белым, следом — обоз. Внушительный. Любого жадюгу умилостивит.

Не все, конечно, предназначалось братьям-ханам. Половину обоза послы полагали раздать мурзам и нойонам. Чтоб и они свое слово молвили, когда ханам докладывать станут о посольстве.

Давно уже послы царевы отучили в Крыму мздоимцев от дармовых подарков, только хану их вручали, да еще тому, кого надеялись подкупить ради выгоды. А лишь ради того, чтоб хану благосклонно доложили, от такого унижения избавили себя послы российские. Теперь вот, отбросив гордость, решили идти тем порядком, какой был при татарском иге. Не до гордости, не до чувства собственного достоинства.

Выехав за Фроловские ворота, князь Иван Воротынский ужаснулся увиденному, Все, что было вчера еще шумными посадами, чадило головешками. Ни одного уцелевшего дома. Только сиротливые трубы, черные от копоти, торчали над грудами головешек, оставшихся от некогда красивых теремов, осанистых домов и лабазов. Чад, который в Кремле казался невыносимым, здесь был еще более едким.

«Нет Москвы! Моего терема тоже нет!»

И еще что поразило Воротынского, так это многолюдье у кремлевской стены: будто толстенным ожерельем охватили Кремль крестьянские брички, груженные домашним скарбом, а под этими подводами теснились детишки, бабы, да и мужики. В Кремле им места уже не хватило, вот они и прилепились к стене, возможно даже не осознавая, что при нападении врага они погибнут первыми. Все до единого.

Но если и понимали это, все равно — куда им деваться? Не в огне же и дыму гибнуть. А мудрый царь Иван Великий верно в свое время поступил, повелев вокруг Кремля очистить добрых полверсты от домов и даже церквей, чтобы пожар от посадов, из Китай-города и Белого города не мог перекинуться на Кремль, а случись осада, чтобы не было где врагу укрыться от пушечных ядер и дроби рушниц, от болтов каленых, метаемых самострелами. А она, эта полоса, вон еще какую службу несчастным людям служит.

«Поспешать надобно, — думал с горестью Воротынский. — На все унижения идти, только нападения не допустить».

Последние угрюмые трубы, как вздернутые в небо обгоревшие руки, последние дымящиеся пепелища, — и окружила послов татарская сотня. Воротынский приказывает:

— Полдюжины белок и пару соболей сотнику. Пусть к ставке хана сопроводит.

С откровенным удовольствием принял сотник дар, пообещал без помех доставить до ханской ставки, привел, однако, послов и обоз к темнику. Чего как раз и не желали ни князь Воротынский, ни сопровождавшие его бояре и дьяки: знали они повадки нойонов, что пока на мзду не вынудят, дальше шагу ступить не дадут. Хорошо стервецы понимали, что никто на них жаловаться не станет. Не осмелится.