А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

«Надо бы ещё подумать, но пока это единственная надёжная кандидатура… – решил Николай. И тут же пришло и другое решение – как не обидеть Коковцова, сообщая ему об отставке: – Возведу-ка я его в графское достоинство да дам службу в Государственном совете!.. Вот и успокоится Владимир Николаевич, и грех ему будет творить тогда пакости преемнику и мне…»

От столь полезно проведённой прогулки стало совсем легко на душе. Усталости в тренированных ногах как не было, так и не появилось, но, посмотрев на карманные часы, Николай своей быстрой походкой, за которой не мог угнаться ни один из его молодых адъютантов, направился к Александровскому дворцу. Приближалось время завтрака.

«Сегодня обещал приехать дядя Павел… – вспомнил Государь, – наверное, опять будет просить о том, чтобы ему разрешили ввести его графиню Гогенфельзен к родственникам – великим князьям и к нашему Двору… Maman уже давно готова его простить и принять вместе с морганатической супругой, но Аликс пока наотрез отказывается. А это значит, что «Маму Лёлю» не примут ни в одном великосветском салоне Петербурга. Вот и суетится дядюшка… Но «Мама Лёля» – прелесть! и умница… Она и так десять лет ждала возвращения в Петербург, хотя, конечно, легкомысленная Пистолькорсиха выходила замуж вовсе не за туповатого дядюшку, а за его титул». На губах Императора мелькнула улыбка от приятных воспоминаний о даче Пистолькорсов в Красном Селе, где, в бытность наследником и гусарским ротмистром, Ники проводил весёлые вечера в обществе гвардейских офицеров.

«Надо будет исподволь подготовить Аликс к амнистии дяди Павла и Ольги Валерьяновны…» – решил Николай, подходя к своему дому.

Как Николай и предполагал, дядя Павел приезжал к завтраку специально для того, чтобы упросить Императора простить наконец его морганатическую супругу и открыть ей путь в Семью Романовых и, следовательно, в высший свет.

Аликс чувствовала себя плохо и к столу не вышла. Но были и другие, кроме великого князя, гости. Поэтому Павел Александрович смог только после завтрака, в библиотеке, накоротке поговорить с Ники о своём плане введения Ольги Валерьяновны в Семью и некоторых других деталях. Он почувствовал, что Государь не очень расположен говорить сейчас на эту тему, и передал ему записку с изложением всего плана, довольно смелого и новаторского. Император бегло проглядел две странички, понял, что большая часть радикальных предложений навеяна в нём самой Ольгой Валерьяновной, под каблуком которой дядя Павел явно находился, и положил документ в отдельную папку.

– Я подумаю и решу, – с любезной улыбкой сообщил Николай великому князю.

Павел Александрович хорошо знал, что за вежливым и мягким обращением Ники могло скрываться самое неожиданное и жёсткое решение, был почти разочарован тем, что не вырвал немедленно из рук племянника хоть какое-то послабление, но уже ничего нельзя было поделать.

Николай с сегодняшнего утра был готов пойти навстречу просьбе дяди Павла, но он не хотел делать этого единолично, а думал посоветоваться с Аликс, зная, что Императрица очень тонко чувствовала отношение людей и терпеть не могла неискренности и лицемерия.

Теперь, сидя в своём салон-вагоне и попивая чай на пути к Царскосельскому вокзалу, он снова вспоминал разговор с дядей Павлом и последовавший за ним доклад министра Императорского Двора барона Фредерикса. В числе прочих вопросов «Старый джентльмен», как они с Аликс называли своего любимого министра и друга, в преданности и благородстве которого никогда не сомневались, положил на Государев стол протокол собрания великих князей у Кости [81] …у Кости – то есть у К.Р. (см. выше). в Мраморном дворце с резолюцией по поводу просьбы Александра Петровича и Евгении Максимилиановны Ольденбургских оказать помощь для спасения от банкротства кондитерской фабрики «Рамонь». Кроме того, великие князья присовокупили на словах, что хотели бы не посылать на утверждение Императора письменные протоколы своих совещаний, а приходить к нему и устно излагать принятые решения.

– Как? – спросил Николай Фредерикса. – Они хотят спорить со мной?! Не согласны с моими резолюциями?

– О, Ваше Величество, великие князья отнюдь не ставят так остро вопрос, они… хм… хм… просто хотят воспринимать то, что Вам, Ваше Величество, будет благоугодно сообщить им… – попытался спасти лицо великих князей старый царедворец, но Государь раскусил его манёвр.