Участники совещания отнеслись к проекту князя Львова с большим сочувствием, сделав справедливый вывод, что заговор с идеей отречения от престола Николая распространён уже далеко за пределы Москвы и Петрограда. Только князь Долгоруков изложил своё особое мнение, которое он сформулировал в пространной записке, представленной лидерам «Блока». Вкратце оно сводилось к тому, что если Государь не вступит на путь создания ответственного министерства, то перед нами, судя по настроениям Семьи Романовых, встаёт грозная опасность дворцового переворота. Долгоруков выразил свою отрицательную точку зрения на это и подчеркнул, что дворцовый переворот не только нежелателен, а скорее гибелен для России, так как среди членов Дома Романовых нет ни одного, кто мог бы заменить Государя… А раз это так, то дворцовый переворот не только не внесёт умиротворения, а, наоборот, заставит убеждённых конституционных монархистов встать на сторону республиканского строя.
Но мнение князя Долгорукова игнорировали. Хатисова, как тифлисского городского голову, имеющего к тому же право по дружбе с семейством Николая Николаевича посещать его без предварительного испрашивания согласия, уполномочили вступить в переговоры с великим князем, ознакомить его со свежим проектом дворцового переворота и выяснить, возможно ли рассчитывать на его участие. В случае согласия Николая Николаевича Хатисов должен был прислать Львову телеграмму: «Госпиталь открыт, приезжайте». Никто из участников секретной встречи не сомневался, что великий князь ответит согласием – так резко он высказывался в своём кругу о Государе и Его Семье.
Предусмотрительный Львов всё же не решился идти на открытый конфликт с признанным главой военного и великокняжеского заговора Гучковым, который возник бы обязательно, если бы князь-толстовец оставил свой замысел в секрете от него. Поэтому Львов испросил разрешения присутствующих направить в Петроград, Гучкову или Коновалову, письмо с нарочным, в котором излагался протокол совещания. Гости с удовлетворением разошлись, князь Львов сел писать в Петроград и вызвал доверенного человека, чтобы послать его с документом в северную столицу, минуя почту, где письмо могли перехватить в «чёрном кабинете». В записке он отметил, что великий князь Николай Николаевич должен был для начала объявить себя правителем и царём сначала на Кавказе. Предполагалось, что сразу вслед за этим расположенные к Николаю Николаевичу гвардейские офицеры под руководством других великих князей арестуют Николая Второго и увезут в ссылку, при сопротивлении – умертвят его, а Александру – заточат в монастырь…
Хатисов уехал в Тифлис, «надёжного человека» в Петроград Львов отослал с документом только через несколько дней, резонно полагая, что чем позже об этом узнает Гучков, тем прочнее станут позиции самого князя. Князь Львов не подозревал, что раньше, чем Гучков на Фурштадтской, послание претендента на кресло премьера получат в Петрограде на углу набережной Фонтанки и Пантелеймоновской улицы, что рядом с Цепным мостом, в здании Департамента полиции, и снимут с него копию. Ибо «доверенный нарочный» князя Львова служил также агентом в Охранном отделении…
…Александр Иванович Хатисов добрался до Тифлиса только в последние дни 16-го года, вскоре после убийства Распутина. Он побывал, кроме Москвы, в Петрограде и Могилёве, где встречался со своими друзьями. Прибыв в столицу Кавказа, городской голова Тифлиса прямо с поезда отправился во дворец великого князя-наместника.
Николай Николаевич радушно пригласил его в свой кабинет и заперся там с гостем, запасшись предварительно шампанским. Когда маленький, толстый армянин с упоением рассказывал своему патрону о «проекте Львова», на лице великого князя сияло самодовольство, подкреплённое парами любимого напитка. Николаю Николаевичу нисколько не претило, что он дважды нарушает присягу, данную царю один раз в качестве великого князя, а другой – при вступлении на военную службу в гвардию. Согласно той и другой присяге, долг повелевал ему немедленно арестовать заговорщика и передать его полиции. Благодаря умолчанию о заговоре, великий князь автоматически становился его участником и фигурантом преступления, которое на языке Кодекса законов Российской империи обозначалось словом «недонесение» и каралось уголовно.
Но великий князь, хотя и принял душой идею дворцового переворота, всё же попытался тактично возразить своему другу.
Читать дальше