А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

– Не совсем так, – смущённо ответил Пётр, – ты ведь знаешь, что я переписываюсь иногда с царскими Дочерьми после нашего с тобой пребывания в их лазарете… Так вот, я написал Татьяне Николаевне, что получу две недели отпуска в Петрограде, и просил записать меня к ней на приём, ну, повидаться то есть… А оказывается, Александра Фёдоровна имеет обыкновение просить Государя принимать на Ставке её бывших раненых офицеров, которых она лечила как сестра милосердия. Наверное, она и сказала Николаю Александровичу со слов Татьяны или Ольги обо мне. Позавчера я неожиданно получил в штабе корпуса предписание выехать до моего отпуска в Могилёв и явиться в Ставку… А здесь по прибытии получил приглашение на обед к Его Величеству сегодня и приём после обеда… Вот и вся история! – сказал молодой полковник и густо покраснел, опасаясь, что друг может заподозрить его в придворном искательстве.

Но Лебедев только обрадовался личным успехам Петра.

– От души тебя поздравляю! – сказал он. – Это значит, что царица не держит на тебя зла за твоё увлечение Татьяной!.. Здесь душно! – многозначительно показал он потом на стены номера и предложил: – Пойдём пройдёмся по свежему воздуху!

– Охотно! – согласился Пётр, и друзья вышли на площадь.

Они перешли на теневую сторону улицы и пошли к Днепру.

– Ты, конечно, понял, что в стенах отеля не рекомендуется откровенно высказываться, ибо в нём проживают почти все иностранные представители при Ставке… А генерал Бонч-Бруевич, начальник контрразведки, устроил там особую службу подслушивания… – откровенно сказал Лебедев.

– Я теперь сам – старый разведчик, – усмехнулся Пётр, – и хорошо представляю себе новинки подобных изобретений и места, куда их засовывают… Но всё равно, большое тебе спасибо! Скажи, – обратился он к Ивану, – я читал в газетах, что Государыня с Дочерьми недавно побывала в Могилёве и провела здесь несколько дней…

– Да, и я имел счастье видеть здесь и встречать наших сестёр милосердия – Александру Фёдоровну, Ольгу и Татьяну Николаевну… – улыбнулся от души Лебедев. – И знаешь, вот уж никак не ожидал – они меня узнали и я был приглашён на завтрак к Императрице…

– А как они выглядят? – быстро спросил Пётр, называя всех, но имея в виду, конечно, Татьяну.

– Государыня и её дочери были одеты скромно и вовсе не обвешаны драгоценностями, как ожидали от них, вероятно, первые дамы Могилёва…

Не получив ожидаемого ответа, Пётр замолчал. Но мысли Ивана были заняты другим – он затронул совсем иную тему, которая, видимо, волновала его.

– Ты знаешь, недавно в Ставке побывал сам Гучков, – продолжал Лебедев. – Мой коллега полковник Балабин, который его сопровождал, рассказывал, что этот главноуполномоченный Красного Креста вёл с ним интимные беседы в штабе и высказывал серьёзные опасения в исходе войны… Это теперь-то, когда наша армия наступает, а со снарядами и пушками почти полный порядок!.. Так вот, Гучков заявлял, что неумелое оперативное руководство армией, назначение на высшие должности бездарных старых генералов вроде Куропаткина, наконец двусмысленное поведение царицы Александры, направленное к сепаратному миру с Германией, может закончиться военной катастрофой и новой революцией… Он считает, что у Государя силой нужно вырвать отречение от престола…

Лебедев на минуту задумался, а потом взвешенно сказал:

– Ты знаешь, мне иногда кажется, что здесь, в Ставке, уже созрел заговор против Государя и участниками его являяются самые дельные генералы – Алексеев, Гурко, Крымов, Маниковский, бежавший из плена Корнилов, адмирал Колчак, только недавно назначенный государем не в очередь старшинства командующим Черноморским флотом… Кстати, Гучков это назначение почему-то считает своей большой победой…

– А что у вас слышно о каком-то письме Гучкова Алексееву? – спросил Пётр Лебедева. – У нас в Офицерском собрании что-то говорят о нём приезжие из Петрограда, но никто толком ничего не знает… Говорят только, что Алексеев выглядит в этом письме прямым соучастником Гучкова…

– Мой старый друг из отделения контрразведки полковник Батюшин показал мне копию этого письма и даже рассказал его историю, – начал Лебедев. – Так вот, Гучков ещё до войны пользовался грязным методом воздействия на умы, распространяя машинописные копии своих писем разным важным лицам и пуская в ход также настоящие краденые или сфабрикованные чужие письма… Ты помнишь историю с фальшивками об отношениях Распутина и Царской Семьи?.. – не требуя ответа, спросил Иван и продолжал: – Теперь он рассылает своё письмо Алексееву, составленное таким образом, чтобы читающие могли сделать вывод, что это только одно звено из обширной дружеской переписки между Гучковым и наштаверхом… А пишет он примерно так… Дай Бог памяти!.. Вспомнил! «Ведь в тылу идёт полный развал, ведь власть гибнет на корню. Ведь как ни хорошо теперь на фронте, но гниющий тыл грозит ещё раз, как было год тому назад, затянуть и Ваш доблестный фронт, и Вашу талантливую стратегию, да и всю страну в то невылазное болото, из которого мы когда-то выкарабкались со смертельной опасностью… А если Вы подумаете, что вся власть возглавляется господином Штюрмером, у которого (и в армии и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать… то Вы поймёте, Михаил Васильевич, какая смертельная тревога за судьбу нашей Родины охватила и общественную мысль, и народные настроения… Мы в тылу бессильны или почти бессильны бороться с этим злом… Можете ли Вы что-либо сделать? Не знаю…» Представляешь, прямо вроде бы ничего и не написано в этом письме про готовящийся дворцовый переворот, но предубеждённый читатель прочтёт это между строк и сделает ещё вывод, что Михаил Васильевич – участник или, во всяком случае, сочувствующий такому перевороту!.. Когда Государь, получив копию этого письма из Петрограда, прямо в лоб спросил Алексеева о его переписке с Гучковым, старик растерялся и начал что-то плести, что не помнит, получал ли он какие-либо письма… А через два дня Алексеев доложил Государю, что перерыл все ящики своего стола, но не обнаружил никаких писем Гучкова… Во всяком случае, Гучков хитро припёр к стене Михаила Васильевича и заставил его лгать в лицо царю, отпираясь от любых связей с Гучковым… Но царь-то знает о том, что они встречались и переписывались!.. А теперь узнал, что Алексеев способен лгать ему в глаза…