А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Малая библиотека представляла собой покойное помещение, устланное коврами и нетесно заставленное книжными шкафами. Рядом с четырьмя парами глубоких, с высокими спинками кожаных кресел на маленьких столиках были разложены сигары, фарфоровые табакерки с трубочными табаками разного вкуса и крепости, одна-две свежих пенковых трубки, подсвечники с широким чашеобразным основанием, выполнявшие одновременно роль пепельниц. В дальнем углу комнаты, в камине, выполненном из цельного куска лазурита, тлели угли. Над камином возвышался портрет Государя Николая Александровича в полный рост и в натуральную величину в мундире адмирала Британского флота. Тяжёлые бархатные портьеры по летнему времени были широко раздвинуты, и лучи вечернего солнца, стоявшего где-то над Финляндией, свободно скользили через дворик и проникали за стеклянные дверцы шкафов, где была собрана мудрость мира на полках с энциклопедическими словарями всей Европы.

Согласно традициям клуба, эта комната была предназначена для всякого рода конфиденциальных разговоров. Если в ней уже находилось минимум два человека, то никто другой не смел входить и нарушать tete-a-tete [45] С глазу на глаз (фр.). . Тем самым глуховатые старички, которые составляли немалую долю членов Яхт-клуба, могли хоть в голос кричать друг другу в ухо самые сокровенные секреты империи.

«Слава Богу, – подумал Пётр, знакомый с традицией малой библиотеки, – что дедушка не такой старый, как те древние старцы на вате, которых особенно много сегодня в коридорах! Он крепок и энергичен, хотя и освобождён почему-то от постоянного присутствия в Государственном совете по недостаточности здоровья… Уж про эту-то интригу он мне, наверное, никогда не расскажет…»

Наконец они добрались до малой библиотеки. На счастье, она оказалась свободна. Проворный артельщик установил это несколько раньше их. На одном из столиков были поставлены серебряный кофейник и такой же поднос с чашками, бисквитами, бокалами и замысловатой бутылью испанского хереса. Свеча горела, чтобы можно было прикурить сигару, до которых генерал-лейтенант и действительный статский советник Ознобишин был большой охотник.

Фёдор Фёдорович, покряхтывая от боли в суставах, медленно опустил своё крупное тело в кресло. Пётр взял кофейник и наполнил чашки ароматной жидкостью. Зная привычки деда, он плеснул ему в бокал немного хереса, Ознобишин продегустировал его и кивнул удовлетворённо: «Пить можно!» Заведомо зная, что винные подвалы Яхт-клуба считались в Санкт-Петербурге по качеству сразу же за Императорскими, сенатор тем не менее всякий раз проверял доставленное ему вино на вкус.

Ознобишин устроился поудобнее в своём кресле и строго посмотрел на внука.

– Mon cher, я пригласил тебя в этот Кабинет Тайны, – начал он торжественно, – потому что не хочу, чтобы ты погружался в клоаку придворных сплетен… Однако, с другой стороны, поскольку ты выбрал службу в гвардии, то есть близко к трону, да ещё и влюбился в царскую дочь, тебе нужно хорошо представлять себе хитросплетение интриг, чтобы не попасть в подлые сети бессовестных интриганов и заговорщиков… Поэтому я вынужден открыть тебе некоторые дворцовые тайны… Ты должен дать мне слово, что никогда и никому не откроешь их…

– Клянусь честью! – прочувственно сказал корнет, положа правую руку на сердце. Ему было всегда интересно беседовать с дедом, но теперь он особенно хотел узнать то, что хранится за семью печатями о семье его ненаглядной принцессы. А сенатор Ознобишин за свою долгую карьеру при трёх Императорах узнал невольно многое из того, что венценосцам и их семьям хотелось бы понадёжнее укрыть от глаз людских. Фёдор Фёдорович вместе с тем брезговал интригами, а интриганов, которые легко пускали в ход свои опасные знания, люто ненавидел. Но сейчас он решил предостеречь своего мальчика от ложных шагов при Дворе, зная, что взрывчатую польско-русскую смесь рыцарства и честности, надёжности и легкомыслия, добродушия и гонора в характере Петра может использовать какая-либо клика в своих интересах. Старый сенатор хорошо знал, что весь петербургский высший свет состоял именно из клик, которые упорно преследовали свои узкие групповые интересы.

Отпив кофе и прикурив от свечки сигару, Фёдор Фёдорович бросил на Петра пронзительный взгляд и начал свой рассказ:

– Батюшка нынешнего Императора Николая Александровича, Александр Третий, почил неожиданно очень рано – сорока девяти лет. Наследник Цесаревич вступил в управление нашей великой державой в относительно молодом возрасте – lвадцати шести лет. Он был мягким, добрым, отзывчивым юношей, прекрасно воспитанным и образованным – прошёл курс Университета и Академии Генерального штаба… Николай обожал своих родителей, с должным почтением и уважением относился к братьям отца и другим своим родственникам. Его Батюшка своим примером привил сыну нелюбовь к интриганам и наушникам, часто повторяя поговорку: «Доносчику – первый кнут!» Но все высокие нравственные качества нашего Императора мало-помалу становились во вред Ему и Его Семье, – подытожил сенатор и пригубил херес.