А. Сахаров (редактор) - Николай II (Том II)

Ночью в Ливадию с моря неожиданно пришёл туман. Тёмными влажными пластами он укрыл дворец, парк, Кавалерский дом и гараж. Рассветное солнце не рассеяло мглу. Она из тёмно-серой сделалась лишь молочной. Электрические фонари в парке и возле дворца стали еле заметными. Даже мощные фары трёх моторов, выкатившихся из ворот гаража ровно в семь утра, были видны не далее, чем с двадцати шагов.

Вся Семья поднялась спозаранку, чтобы проводить Papa в дальнюю дорогу, за триста пятьдесят вёрст, – в образцовую экономию немецких колонистов Фальц-Фейнов. Слава об их зоопарке в ковыльной заповедной степи, хозяйстве и культурной работе, в том числе и племенной, которую там вели два брата и сестра, шла по всей Европе. Министр сельского хозяйства Кривошеин, будучи с докладом у царя в Ливадии, так красочно живописал успехи Фальц-Фейнов, являвшихся истинным образцом рачительных сельских хозяев, выдающихся просветителей и благотворителей на всём юге Малороссии, что Николай Александрович загорелся увидеть эту экономию собственными глазами. По его указанию дворцовый комендант Воейков организовал очень скромную экскурсию – без Семьи и свиты – в Асканию-Нову, как называлось имение Фальц-Фейнов.

Увидя за окнами густой туман, Государыня попробовала уговорить мужа перенести поездку на другой день, но Николай был непреклонен, и в семь с четвертью колонна из трёх моторов, во главе которой двигался открытый «делоне-бельвиль» с Государем, Воейковым и двумя флигель-адъютантами, осторожно выползла на шоссе, ведущее к Ай-Петри. К ужасу всей остальной свиты, Государь уезжал так далеко на два дня практически без охраны. Его сопровождал запасной пустой мотор, а в третьем авто должны были глотать пыль, поднятую передними двумя, таврический губернатор Лавриновский и полковник Спиридович.

Осторожные царедворцы, даже зная о том, что условия поездки установил сам Государь, осуждали её организаторов за то, что те везут Императора в политически неблагонадёжную семью, где он будет ночевать один, без свиты, в частном доме.

Говорили о неоправданном риске езды на моторе на столь большое расстояние.

Особенно отличилась Аня Вырубова. Вчера вечером, накануне отъезда, она, узнав от Аликс о мнимых трудностях этого путешествия, воспользовалась случаем и устроила форменную истерику, переросшую затем в скандал. Видимо, он долго назревал, потому что Аликс явно была к нему готова.

«Аня начинает переходить все границы, дозволенные Подруге… – мрачно думал Николай Александрович, плотнее укрываясь кожаным плащом от влаги и надвигая на глаза автомобильные очки-консервы. – Её постоянная экзальтация, желание прикоснуться ко мне, поцеловать руку, эти влюблённые глаза, на которые наворачиваются слёзы, если я хоть две минуты не обращаю на неё внимания, демонстративный припадок радости, если я с ней заговорю, и одновременно жёсткие глаза, обращённые на Аликс… Она молодая ещё женщина – хоть бы влюбилась в кого-нибудь, а то после своего неврастеника Вырубова, которому надо было лечиться, а не жениться, перенесла всю свою нерастраченную нежность почему-то на меня… Или я сам дал повод? Но я же не выделял её никогда из подруг Аликс, не отвечал на её вздохи и всегда поддерживал её флирт с офицерами «Штандарта» или Конвоя в Царском Селе… А её вчерашние истерические выкрики, что её не любят, что Аликс отодвигает её от меня и не даёт поклоняться своему обожаемому монарху… Фу, бабий скандал, как в ужасном сне… И всё это слышали слуги!.. Молодец Аликс! Хоть она вела себя достойно, действительно как преданный друг и Императрица, не опускалась до вздорного тона и дурацких обвинений, которые бросала в запальчивости Аня и ей и мне… Бррр!.. Терпеть не могу скандалов!..» Николая Александровича охватил озноб – то ли от вчерашнего бурного «выяснения отношений», которое закатила Подруга, то ли от прохладного тумана, заползшего под кожанку.

Под ярким солнцем, которое встретило их за татарским селением Эреклик, темнота на душе Государя испарилась вместе с остатками тумана. Стало припекать. Несмотря на ветер от езды в открытом моторе, он сбросил кожаный плащ и остался в мундире. Разговаривать с флигель-адъютантами ему не хотелось. Государь любовался видами, открывавшимися с каждого витка серпантина. Он велел остановить мотор на смотровой площадке у Ай-Петри и вылез немного размять ноги.

Подойдя к краю площадки и заглянув в бездну, он увидел, что туман рассеялся и над Ялтой. Уютный городок у бухты казался совсем малюсеньким, а «Штандарт» на синем зеркале воды подле тонкой полоски мола смотрелся как чёрная стрелка, приклеенная к нему. Выкурив папиросу, Николай Александрович дал команду продолжать путешествие.