Явдат Ильясов - Заклинатель змей

— Э-э. Знал бы… еще тогда…

— Теперь не тронешь! У него великий покровитель. Сам великий визирь.

— Э-э. Сам Низам? — Туркмен со скорбью оглядел свое огромное брюхо. — Как же быть? — спросил он плачуще. — Опять на лошадь? Я и не залезу уже на нее. Нет, нет! Пойду к визирю. Пусть я сам для войны непригоден, зато у меня триста сабель. Откажут в икте — обижусь, уйду в Бухару.

Поэт — удовлетворенно: "Вот и ты, болтун, у меня на аркане".

— Помоги встать, — прохрипел Рысбек. — Сейчас же пойду к визирю. К султану пойду! Пусть только откажут в икте…

Султан и визирь вдвоем, без посторонних, в эту минуту как раз говорили о нем.

— Сей жирный людоед, — негодовал визирь, — до нищеты довел родителей Омара, выпил из них всю кровь! Держатель икты должен знать, что ничего, сверх законной подати, взимать с пожалования не может. И ту брать по-хорошему. Я об этом пишу в своей "Книге управления". На жизнь кормильца, его здоровье, жилье, жену и детей иктадар не имеет права! Если же он превышает власть, его следует укротить, икту отобрать, самого — наказать. Что должно послужить назидательным примером для других. Сколько средств уходит в их утробу, — средств, которые иначе поступали бы в твою казну.

— Расбек затаит обиду, — осторожно заметил султан.

— И пусть! Что у него за душой, кроме былых, весьма сомнительных, боевых заслуг?

— Я, царь, не должен о них забывать, — вздохнул Меликшах. — А триста сабель? И сто раз по триста других, таких же разжиревших, бесполезных иктадаров? Возропщут.

Визирь, подумав, усмехнулся:

— Ну, что ж. Дадим ему другую икту.

— Где, какую?

— Есть у меня на примете одно селение. Это Бойре, тут, близко, на речном берегу. Честно сказать, оно — пропащее, вовсе нищее. Камень сплошной, ни садов, ни полей. Жители режут лозу и камыш, плетут корзины, циновки. Но, какой ни есть, все же доход. Рысбек и без того дороден. Не отощает.

— Хорошо. Но я уйду. Ты сам разговаривай с ним. "Кто-то уже успел шепнуть, — догадался Низам, когда к нему, пыхтя и отдуваясь, ввалился заплывший салом иктадар. — Это Бурхани. Что делать с проклятыми болтунами? Э, разве мы не сами их развели…"

— Несчастный! — вскричал визирь, терпеливо выслушав Рысбека. — Кто, какой безмозглый ишак сказал тебе, что царь способен обидеть верного слугу? А? Царь, который своей добротой и щедростью прославлен на весь мир? Который день и ночь радеет о благе подданных? О неблагодарный! Не унизить тебя, — а возвысить пожелало их августейшее мнение. Вместо одной захудалой палаточной мастерской — пятьдесят мастерских по выделке циновок и корзин. Товар не менее, если не более, ходовой, чем драные шатры. Вот указ. — Он сунул туркмену бумагу с печатью. — Получаешь в икту целое селение.

— Э-э… — Толстяк, как стоял с разинутым ртом, так и шлепнулся, мягко, почти бесшумно, к ногам хитроумного визиря.

Оставшись один, Низам аль-Мульк долго смеялся, встряхивая головой и отирая слезы кулаком. Ему, конечно, стало б не до смеха, если б визирь мог узнать заранее, чем все это обернется для него со временем. А слезы — слезы он утирал бы, конечно…

***

…Верблюд в караване, вышедшем за город, с опаской нюхает землю, которую не знает, и яростно стонет, предполагая длинный путь. Омару Хайяму и его новым друзьям — Исфазари, Васити и другим способным астрономам, приглашенным в Исфахан, в пору было стонать со страху, — когда, сойдясь в дворцовой библиотеке, они перерыли еотни книг с описанием вавилонских, египетских, сабейских, индийских обсерваторий.

Оказалось, им предстоит неимоверно огромный, как сам космос, тяжкий труд, состоящий из тысяч мелких и крупных забот. Труд на десять, пятнадцать лет, если не больше…

Исфазари, уныло:

— Омар! Я нашел Аль-Ходженди: "Универсальный астрономический инструмент". Это здесь о Фахриевом секстанте?

— Как будто…

Аль-Ходженди. Рожденный в Ходженте. Там, где сейчас Рейхан. Уже забыла, конечно, об Омаре.

— Попытайтесь найти «Астрономию» Аль-Бузджани. Пригодится.

Ох! Затмение. Кратковременное отупение.

— Не пугайтесь! Все одолеем. Давайте чуть передохнем, заглянем, чтоб освежить мозг, в «Геодезию» Абу-Рейхана Беруни, в ее начало. Оно бодрит людей, подобных нам, еще более утверждает их в мыслях и целях. — Омар раскрыл книгу и прочитал вслух первые строки:

— "Когда умам есть в помощи нужда, а душам в поисках поддержки есть потребность…"

Абдаллах Бурхани, с красными глазами, худой и синий от бессонницы, тайком проскользнул в книгохранилище, укрылся за полкой с древними свитками и навострил слух. Омар: "Что на ум приходит из открытий новых…"Ну, конечно! Хайяму, с его ледяным умом, не хватает воображения одному написать оду в честь Меликшаха, он и собрал всех своих приспешников, чтобы они помогли ему.