Явдат Ильясов - Заклинатель змей

Омар уныло огляделся. В глазах работников — сумрак. Ибрахим, конечно, хозяин прижимистый, но все же он — свой. Он лучше, чем чужак, свирепый сельджук, который теперь не оставит их в покое.

— А где… Ферузэ? — встревожился Омар, не увидев ее среди них.

— Увел, увел иктадар! — Ибрахим махнул рукой. Только первый день, и уже началось…

— Да? — Какой-то не свой, писклявый голосок. Ноги Омара сделались ватными. Он, внезапно ослабевший; схватился за опорный столб навеса и криво сполз под него, попутно ударившись головой о тупой сук. С разбитого затылка на шею заструилась кровь. Началось? С исчезновением Ферузэ для него что-то кончилось.

— Сын мой, — хмуро сказал Ибрахим. — Немало средств я потратил на твое учение. Теперь ты сам должен себе помочь. Себе и мне. Не пора ли подумать о службе?

Омар — о своем:

— Как же мы все уместимся в чулане? — Сколько раз он бывал в нем с Ферузэ? Нет, он не сможет там жить.

— В чулане, конечно, не жизнь! — подхватил Ибрахим. — Мать ворчит, сестра пищит. Где уж тут читать и писать. Вот что! Переселяйся в келью при медресе. Я тебя не гоню, не подумай, но там тебе будет удобнее. Дам чуточку денег, внесешь плату вперед за полгода, — и живи себе на здоровье. Но нас не забывай. А? Согласен?

Да, конечно, Ибрахим его не гонит. Но юноше обидно, что отец так легко расстается с ним. И в то же время заманчиво жить одному, начать свой особый путь, как птенцу перед тем, как слететь с гнезда: и страшно, и хочется крылья скорее расправить. Впереди — весь мир.

— Спасибо! — Омар прослезился. — Согласен. Это будет хорошо. Но и ты не подумай, что я рад от вас убежать, покинуть в беде.

— Эх, сынок! Я все понимаю. Я что такое? Палаточник, бедный и темный. Таких, как я, — тьма на свете. А ты человек, отмеченный богом. Ты другой. Не как все. Я вижу. Не будь этой беды, я вывел бы тебя к твоим звездам. Но теперь…

Только выйдя на улицу, он вполне осознал, какое страшное несчастье их постигло. Оно оглушило его. По дороге, припомнив, Омар произнес с полынной душевной горечью:

На мир изменчивый питать надежды —

То заблужденье бедного невежды… Стихи Катрана ибн Мансура. Поэт изображает землетрясение, до основания разрушившее Тебриз. Невозможно было сыскать меж горизонтов город, равный ему по безопасности, богатству и совершенству. Каждый занимался тем, к чему влекло его сердце: один служил богу, другой — народу. Третий добивался славы, четвертый — достатка. И в одно мгновение земля разверзлась, шарахнулись в сторону реки, низины вздыбились, вершины опали. И не стало никого, кто бы мог сказать другому: "Не плачь".

Нечто вроде Тебризского землетрясения и случилось с семейством Ибрахима.

***

К вечеру Омар, сокрушенный духом, потерянный, сам напросился к приятелям пить. Пил много. Спал плохо. Утром встал совершенно разбитый.

Чуть живой, он поплелся к шейху Назиру. Будто язва у него внутри, она жжет, как горячий уголь. Сев, точнее, упав на ветхий коврик, уронив голову на колени и еле ворочая языком, сбиваясь, он рассказал наставнику о том, что произошло у них дома. Ему надлежит теперь самому заботиться о себе.

— Н-да-а, — вздохнул шейх озадаченно. — Что ждет нас еще в благодатной нашей исламской стране? Сын мой! — воскликнул он, расхаживая по келье. — Ты одолел низшую науку — естествознание. И среднюю науку — математику. И высшую науку — метафизику. Ты сведущ во всех областях современного знания. Где ты сможешь сейчас их применить? Иди учительствовать. Учить в мектебе семилетних детей читать, писать и считать — уж на это у всякого хватит ума. Я скажу, чтоб тебе дали должность. Правда, не разбогатеешь, но и без хлеба не будешь сидеть. Последуй моему совету. До лучших времен. Может, — он грустно усмехнулся, — когда-нибудь станешь главным судьей Нишапура — сам будешь брать в икту что захочешь.

— Нет, — замотал Омар опущенной головой. Его тошнило. — Из меня ничего такого не выйдет…

Учительствовать? Это спасение. Но Омар, пришибленный горем и похмельем, утратил способность радоваться. Только глухо сказал: "Буду", — и уставился в темный угол. На изможденном лице — отрешенность, в мокрых глазах — сосредоточенность, сухие губы что-то тихо шепчут. Будто он вспоминает забытую молитву.

Он тяжко вздохнул и произнес бесцветным голосом:

Ученью не один мы посвятили год,

Затем других учпть пришел и наш черед. — Э! Да ты поэт? — изумился шейх. — Великолепно. Постой-ка. — И он подсказал третью строку:

Какие ж выводы из этой всей науки? Омар, не поднимая глаз, ответил с отчаянием: