Я вступаю в восьмидесятый год своей жизни,
а ум мой поражен изумлением:
миллионы и миллионы светил
наполняют светом бесконечное пространство,
мчась с немыслимой скоростью, —
и вот под этим непостижимым, бесконечным,
небесным сводом
я внезапно возник,
как мгновенная искра священного огня
бесконечного творения.
Он описывает зарождение жизни в лоне вод Мирового океана, постепенное развитие человеческого сознания и драму человеческого разума на мировой сцене.
Я тоже один из ее персонажей,
готовый сыграть свою роль.
Я помог поднять занавес,
и это великое чудо.
Благословенна эта земля, смертный удел
человеческой души,
она окутана небесами, наполненными ветром и светом,
она несет моря, горы и недра — какая же великая
цель направила ее
в путь вокруг солнца?
Связанный с нею таинственной нитью,
я пришел сюда восемьдесят лет назад
и через несколько лет уйду прочь.
Увы, не несколько лет, а лишь несколько месяцев оставалось ему пробыть на этой земле.
Это были дни, когда нацистские орды терзали Европу, как стая голодных волков. Тагор с болью и гневом узнавал, что страны, которые он навещал, которые полюбил, которыми восхищался, переживали ужасы войны. Почему, казалось бы, цивилизованные люди внезапно превратились в жестоких маньяков? Может быть, вопрошал он, они действуют по указке судьбы, которая ополчилась на человека за вековечный груз его преступлений? Он чувствует себя униженным и несчастным, но не гневается и не проклинает. Он погружен в возвышенные раздумья, пытаясь увидеть все людские неправые деяния в широкой перспективе истории. Он не может подвергнуть сомнению будущее человека.
Слышу: гремит барабан боевой,
Время больших перемен наступило —
Век настает грозовой.
Новой главы развернулись страницы:
Мир на дурные деяния силы растратить стремится,
Несправедливость спешит воцариться,
Это грядущего вестник пришел, —
Каждое зло превращается в тысячу зол.
…………………………………………….
В этой проверке, в горниле мучительных дней
Станет ясней,
Что из наследия дряхлого в прах превратится,
Что сохранится.
Время под глянцем увидеть, где прячутся гниль и обман.
Вот почему загремел боевой барабан . [114] Перевод С. Северцева
7 августа 1940 года Оксфордский университет провел специальное собрание в Шантиникетоне по случаю присуждения Тагору докторской степени (honoris causa ).
3 сентября он присутствовал на празднике дождя в Шантиникетоне в последний раз. Посетив Калькутту, где его обследовали врачи, он отправился в Калимпонг в надежде восстановить силы среди величественной природы осенних Гималаев.
Лишь неделю ему суждено любоваться своей любимой порой года. Это последняя неделя полного отдыха, когда он, покоясь в кресле, купался в золотом солнечном свете и наблюдал, как синева небес сливается с синевой горных вершин.
26 сентября он внезапно снова потерял сознание, как три года назад в том же месяце в Шантиникетоне. Снова услышал он "крадущиеся шаги посланца смерти из черной пещеры вселенной". Как и во время предыдущего приступа, ему не смогли оказать должной медицинской помощи, потому что Калимпонг еще дальше от Калькутты, чем Шантиникетон. Пока не приехали вызванные из Калькутты доктора-индийцы, близкие Тагора умолили врача-англичанина из Дарджилинга посетить больного. Он нехотя явился и, осмотрев пациента, спросил грубо, понимает ли тот по-английски. Поставив диагноз — инфекция в почках, он настаивал на необходимости срочной операции, чтобы спасти жизнь больного. К счастью, врачи из Калькутты прибыли вовремя, чтобы отказаться от его услуг.
29 сентября Тагора доставили в Калькутту и поместили в родительском доме. Через два дня секретарь Махатмы Ганди, Махадев Десаи, прибыл, чтобы передать соболезнования Ганди. Больной еще не вполне понимал обращенные к нему слова и с трудом говорил. Он беспомощно глядел на Десаи, и слезы лились по его щекам. Невестка Тагора, которая присутствовала при этой сцене, записала: "В первый раз я видела, как он плачет. Он всегда умел владеть собою, и даже в дни самых горьких утрат я не видела, чтобы он терял самообладание. А теперь казалось, будто прорвалась плотина".
Читать дальше