Николай Бенедиктов - Русские святыни

Однако существует возможность, что зов этот может быть не услышан, может быть сознательно отвергнут, что в том-то и заключается сердцевина понятия самопожертвования, что "надо жертвовать именно так, чтобы отдавать все и даже желать, чтоб тебе ничего не было воздано за это обратно, чтоб на тебя никто ни в чем не изубыточился". [316] Достоевский Ф. М Полн. собр. соч. Т. 5. С. 80.

Высшая степень подвига — это предельное самопожертвование во имя спасения, точнее возможности спасения, ибо никаких гарантий не предполагается в принципе, ибо гарантия уничтожает свободу другого, пусть и преступного, отверженного, падшего. Апостол Павел желал сам быть отлученным от Христа (а значит, добровольно осуждал себя на вечные мучения) за израильтян, за пребеззаконный еврейский люд (см.: К Римлянам. 9:3), только бы они сами пришли ко Христу. У людей, исповедующих атеистическое мировоззрение, таким пределом является самопожертвование собственной жизнью. И это само по себе не менее свято, ибо если у верующего есть убеждение в бессмертии души, воскресении и вечной жизни, то ему и смерть не страшна, да это уже и не смерть, а успение, — временное состояние до срока (воскресение), то у атеиста утрата жизни означает окончательную и Бесконечную гибель. В любом случае, "в жертве сразу дано и наше человеческое ничтожество, и слабость, и наше человеческое достоинство, и сила, действительно несокрушимое самоутверждение, самое сокровенное самопорождение". [317] Лосев А. Ф. Родина // Русская идея. М., 1992. С. 423–424. Подвижник погибает по видимости, по факту существования, т. к. он, как и все прочие, биологически смертен, но уже в этих определенных границах конечности начинает светиться и мерцать вечное священное, неотмирное содержание, чистая качественность и истинный смысл бытия. Именно в подвиге происходит максимум выявления подлинной сущности личности, предел ее индивидуализации, лицо преображается в лик, бесконечное живет в конечном, жизнь преображается в житие. Этот лик явлен, вставлен и запечатлен для всех последующих поколений, и он содержит в себе все моменты предшествующего процесса становления.

Серафима Саровского невозможно представить себе иначе, чем он изображен на иконе: в епитрахили, чуть согбенный, с большим нагрудным крестом (благословение матери на подвиг), являющий всем своим обликом неизъяснимое духовное благородство, источающий неуловимое, но действенное сияние света, ласки и любви. Но то же самое относится и к другим народным героям, подвижникам и праведникам (Дм. Донской, Суворов, Матросов, Жуков и т. д.).

Добровольная сочетаемость бесконечного с конечным, совершенного с несовершенным, свободного с несвободным незаметно, но верно делает просто сущее бытие — потенциально насыщенным бытием, неким зарядом, пока еще не разрешенным и не выявившимся наружу обликом бытия, но уже смутно чающим своего выявления. Человек смотрится в лик святого, и соприкосновение с совершенным, священным и дорогим рождает ответный, безотчетный порыв совести, откликающейся на зов священного и дающей начало покаянию, исповеданию и восхождению. Таким образом, в акте самопожертвования, в подвиге происходит взаимоутверждение обеих сторон — и святой, и порочной — значит, он есть не простое самоопределение и самоутверждение, но выливается в целостное торжествующее жизнеутверждение. Святость есть предельно возможная индивидуализация личности.

Но та же самая индивидуализация есть в то же время и максимальная социализация личности. Святой, выполняя дело своего спасения, спасает и других, потому его подвижничество важно для всех, всего народа, всего общества. Спасаясь лично, он тем самым повышает духовный уровень всего общества, подвигает и других ко спасению. В данном случае православная терминология подразумевает общее повышение роли святынь, святости, а следовательно, большей общественной и личной ориентации в сторону «обожения» человека.

Все сказанное выше не пропало, а продолжает существовать в народном сознании, в пластах различной глубины. В России все есть для того, чтобы нормально жить: громадная территория, уникальные запасы природных богатств, полезных ископаемых, громадные по масштабам производительные силы, высокий уровень просвещения и профессиональной культуры кадров, талантливый и миролюбивый, трудолюбивый и терпеливый народ. Нужно только хорошо понять себя, стать русскими, а тогда в раствор будет внесен кристаллизатор, как квасцы в тесто. Тогда продолжится русская история, когда в ней найден будет смысл, вытекающий (но не сводящийся, конечно) из прошлого.