Евгений Маурин - Людовик и Елизавета

— Милая Жанна, — сказал Суврэ, — а знаешь, что я тебе скажу? Пусть императрица оказалась не тем, чего ждали. Что за беда? Ты сделала все, что могла, и пожалуй, даже больше… Так не пора ли нам вернуться к своему маленькому Жану, который, вероятно, уже начал забывать свою маму, да к старому дедушке, который ждет не дождется своей дочурки?

— Я и сама думаю, что это будет лучше всего, — ответила Жанна, целуя мужа. — Однако надо идти! Я должна опять присутствовать на приеме. Сегодня императрица принимает в частной аудиенции разных просителей… — Она встала, сделала несколько шагов, но запуталась в платье и чуть не упала. — Господи, — вскрикнула она, — да я совсем разучилась носить юбку! Нет, что ни говори, а вы мужчины, выбрали себе самый удобный костюм!

Прием уже начался, когда Жанна вошла в кабинет императрицы. Последняя недовольно поморщилась при виде опоздавшей и кисло сказала ей:

— Ты знаешь, что я этого не люблю.

У Жанны скорбно забилось сердце.

"Боже мой, — подумала она, — и это она говорит мне после всего, что было, после всей самоотверженности, жертв!.."

Перед императрицей прошел целый ряд лиц. К одним она относилась с беспричинной милостивостью, к другим — с не менее беспричинной жестокостью и суровостью. Жанна то болезненно морщилась, то удивленно раскрывала глаза. И в ее душе все глубже и глубже укоренялось полное, безнадежное разочарование.

Наконец камергер доложил о Головкиной.

— Какая это Головкина? — удивленно спросила императрица. — Ведь я приказала сослать в Сибирь графа и его жену?

— Это — племянница сосланного, ваше величество, — ответил камергер.

— Наверное, пришла просить за дядюшку! Пусть войдет! Я научу ее, как просить за изменников!

В кабинет вошла Наденька.

— Что вам угодно? — сурово спросила ее императрица. — Вы, наверное, явились ходатайствовать за дядю? А знаете ли вы, сколько мне пришлось натерпеться от этого негодяя? И вы решаетесь показываться мне на глаза? Да отвечайте же! Что вы стоите как пень!

— Нет, ваше величество, — ответила Наденька, — не за дядю пришла я молить ваше величество. Дядя много нагрешил против высокой особы вашего величества и пусть несет заслуженную кару. Да и у него много друзей было — пусть они хлопочут за него. Я же пришла умолять о милости за такого человека, за которого, кроме меня, некому просить!

— Кто же это, дитя мое? — спросила смягченная императрица.

— Это — мой жених, ваше величество, храбрый и отважный офицер гвардии…

— Фамилия?

— Мельников.

— Мельников? — не веря своим ушам, повторила Елизавета Петровна, — тот самый Мельников, который помог Миниху, злоупотребляя моим именем, арестовать Бирона, который позорно шпионил за товарищами, обрекал их пытке и казни?

— Ваше величество, — твердо возразила Наденька, — мой жених всегда говорил, что солдат должен не рассуждать, а исполнять приказания начальства. Он делал все, что ему предписывал долг присяги, и если он принесет присягу вашему величеству, то будет и вам служить до последней капли крови.

Обдавая смелую девушку молниями разгневанных очей, императрица позвонила и обратилась к вошедшему камергеру:

— Я приказала арестовать и сослать в Сибирь всю семью Головкиных, между тем эту особу почему-то оставили в покое. Чтобы сейчас же этот недосмотр был исправлен! Да напомните, кстати, чтобы арестованному офицеру Мельникову, как было приказано, не давать никаких поблажек! Ускорить его дело! Разжаловать в солдаты, лишить чинов и дворянства и, побив батогами, сослать в дальний гарнизон!

— Ваше величество!.. — вскрикнула Наденька.

— Уведите ее! — сурово приказала императрица и принялась расхаживать по кабинету из угла в угол. — Ты чего на меня уставилась! — накинулась она на Жанну. — Недовольна? Не по-твоему я поступила!

— Ваше величество, — тихо сказала Жанна, — к чему эта лишняя жестокость! Чем виновата бедная девушка! За что постигла ее суровая кара! А Мельников… Да разве неправа девушка, что он только исполнял долг присяги?..

Елизавета Петровна вспыхнула как порох.

— Ты, матушка, эту музыку со мной брось! — закричала она подбоченясь. — Мне гувернанток не нужно, выросла я из-под опеки…

У Жанны уже закипал на сердце резкий ответ, но тут дверь раскрылась, и в кабинет вошла заплаканная Оленька.

— Мне сказали, — грустно начала она, — что ваше величество хотели видеть меня после приема.

Елизавета Петровна, еще не успокоившаяся от гнева на Жанну, накинулась теперь на несчастную Ольгу.