Вечером в тот день эскадра отошла недалеко: заштилело, — парусные линейные корабли никуда не могли уйти. И утром, как раз когда происходила закладка собора, в присутствии всех начальствующих в крепости и городе лиц, эскадра подошла снова.
Она точно хотела показать, как могут работать в полный штиль пароходы, трудолюбиво таща на буксире по два и даже по три парусных корабля.
А на пароходе «Карадок», который крутился около Севастополя почти весь день накануне бала, снова был тот же неутомимый старик Раглан, и Канробер, и Броун, и другой старый английский генерал — Бургоин.
Русский флот мог бы выйти из бухты на охоту за дерзким соглядатаем, но невдалеке стояли на страже три больших судна, — между ними и «Агамемнон»…
Всё-таки эскадра эта отнюдь не была страшна для всего Черноморского флота, но осторожному Меншикову казалось, что где-то за горизонтом скрываются ещё и ещё суда, которые быстро придут, заслышав первый же пушечный залп.
Однако никаких неприятельских кораблей не было вблизи Севастополя в этот день. Все остальные суда стояли у Змеиного острова и ждали сигнала к отплытию.
Благополучно вернувшись, Раглан и дал этот сигнал.
На линейном стопушечном парусном трёхдечном корабле «Город Париж», шедшем на буксире парохода «Наполеон», в просторной, богато обставленной, отделанной тековым деревом каюте, изогнувшись, стоял перед небольшим, экономным окошком, с толстым цельным стеклом, очень исхудалый и потому казавшийся чересчур длинным маршал Сент-Арно и глядел неотрывно в море.
На кожаном излишне мягком диване, полуутонув в нём, сидела и кормила с блюдечка пышно-пушистую белую ангорскую кошку его жена. У неё была крупная фигура бретонки, зеленовато-серые глаза, светлые волосы, очень свежее тридцатилетнее лицо.
У дверей каюты стоял врач, невысокий толстый лысый человек пожилых лет. Он только что вошёл, вызванный из соседней каюты звонком мадам Сент-Арно, и глядел неопределённо-вопросительно на неё, на ангорскую кошку, на блюдечко и на длинного человека без мундира, в одной рубахе, небрежно вправленной в форменные брюки со штрипками, в мягких домашних туфлях.
Этот человек, с такой тонкой морщинистой шеей, с такою узкою спиной, на которой торчали, даже выпирая и из рубашки, как крылья, сухие лопатки, с такими серыми редкими, но тщательно приглаженными щёткой, точно приклеенными к черепу волосами, был его давний пациент, и о состоянии здоровья его у него не было двух мнений.
— Господин Боше, посмотрите, что делает наш маршал! Он совсем выходит у меня из повиновения!
И мадам Сент-Арно почти с ненавистью взглянула на отставленный левый локоть мужа, торчащий в её сторону, как казачья пика.
— Господин маршал! — сделал два-три шага от двери Боше. — Вам надобно лечь в постель, господин маршал, а не стоять… тем более у окна… Из окна всё-таки немного дует, хотя оно и закрыто. Вам необходимо лечь, господин маршал!
— Ах, надоело уж мне лежать! — полуобернулся Сент-Арно.
— Но тогда, может быть, вы сели бы в кресло, господин маршал.
— Ах, надоело это мне тоже — сидеть! — прошипел маршал.
— Но если вы будете стоять так долго, у вас может опять начаться боль в желудке, господин маршал.
— Ах, оставьте вы меня в покое! Идите! — рассерженно обернулся Сент-Арно.
— Я отвечаю перед Францией за ваше здоровье, господин маршал.
— Идите же, идите, идите, когда я вам говорю это!
И Сент-Арно выпрямился и поднял костлявые плечи. Большие от худобы, чёрные, с болезненным тусклым блеском глаза стали жёстки и, пожалуй, страшны, рыхлый седой правый ус дёрнулся несколько раз от тика, а рука — тонкая безмясая рука полумертвеца, величественно поднявшись, указала на дверь.
Боше, наклонив лысую голову, вышел гораздо проворнее, чем вошёл. А Сент-Арно, простояв в величественной позе с четверть минуты, как-то сразу всеми костями скелета рухнул в обширное кожаное кресло, такое же топкое, как и диван, и тоже с подушкой, брошенной на спинку.
— Ну вот, начинается качка! — трагически прошипел он.
— Боже мой! Решительно никакой качки!.. Море совсем тихое, и мы точно едем в хорошей коляске по отличной дороге, — пыталась успокоить его мадам Сент-Арно, не отнимая, впрочем, блюдечка от мордочки уже сытой кошки.
Маршал откинул голову на подушку и закрыл глаза. Не открывая глаз, он проговорил вполне отчётливо:
— Десантная операция не удастся, нет!.. Я это предчувствую.
— Надо надеяться на лучшее, — беззаботно отозвалась она. — Я не сомневаюсь, что лорд Раглан знает, что он делает.
Читать дальше