Илья Бояшов - КОНУНГ

- Я устал говорить тебе: подняться до богов под силу только свободным!

Сказал Рюрик, сын Олафа:

- Есть еще одна тайна. Не спорю — Харальд нынче могуч, и славен, и весьма силен. Зигфаст хвастался, что точно чешуя сельди серебрятся кольчуги его воинов и сверкают их мечи и копья. Не сомневаюсь, что много у него берсерков. Но что он держит в повиновении такой силой? Всего лишь несколько фьордов! И всегда вынужден убивать своих врагов, которые не переведутся. Да и всех норвегов не так–то и много! Скажи мне, Рунг, отчего же тогда распятый Бог греков, почти нагой, в одной только повязке, повел за собой половину мира, ни разу не подняв своей руки?

Корабельщик усмехнулся в свою бороду. Собрав силы, он ответил:

- По всему видно, Бог греков строитель, а не воин. Недаром, я слышал, Он рос в семье плотника. Вот что еще скажу: похваляется Харальд, что огнем и мечом забрал себе земли Херланда и Рогаланда. Грозится он завоевать себе новые земли, а все огнем и мечом. Есть земли на западе, но еще больше их на востоке, за озером Нево, и если на них не позарится сам Харальд, то многие глупцы, которые будут звать себя конунгами, рано или поздно туда полезут. Однако, сам знаешь, меч там — плохой помощник. Вот почему если и будут владеть они в Гардарики от силы всего лишь несколькими городами, то и те в конце концов потеряют. Что правда то правда.

Затем он помолчал, собираясь с силами, и продолжил:

- Знаю я, что ушли от тебя Торальв Щука и Стеймонд Рыжеусый, а все оттого, что поняли — путь твой иной, чем пути людей фьордов.

Рюрик Молчун сказал:

- Да, это так. Впрочем, ты все видел.

Рунг сказал:

- Слышал я также, что оставили тебя и свеи, и карелы.

Сын Олафа подтвердил:

- Да, все это так!

Корабельщик воскликнул:

- Вот и вся тайна о греческом Боге! Когда пожелаешь набрать земли в четыре раза больше, чем Харальд, — захвати с собой не меч, а топор плотника!

Рюрик Молчун спросил угрюмо:

- К чему твои слова? Они бесполезны.

Рунг ответил:

- Как знать, как знать.

На том закончился их разговор.

Вскоре после этого Рунг Корабельщик ушел к Хель. Рюрик–ярл приказал отдать Корабельщику все почести, какие только отдают мертвым ярлам и конунгам: посадили Рунга на один из кораблей, подожгли тот корабль и отправили в море. Оставшиеся в Бьеорк–фьорде немногие викинги и работники молча провожали тот корабль. Они не сомневались, кто явился истинным виновником всех бед, которые свалились на их головы. Никто из них не скорбел о Рунге, ибо не было за ним ни походов, ни побед, ни добычи, о которых можно долго говорить. И хотя славился Рунг как лучший корабельный мастер во всей Норвегии, но из всех построенных им кораблей осталась одна лишь Большая Птица, правда, самый большой в Норвегии дракон, но все сходились во мнении, что толку от такого корабля теперь никакого.

К той же весне перестали кричать вороны на Бьеорк–горе, но по ночам часто слышался вой волков. Отмонд решил задобрить хранителей Асгарда и весьма постарался — на этот раз не жалели ничего, чтоб умилостивить обитателей горы. Но со священного ясеня пронесшаяся над фьордом сразу после приношения буря сорвала все дары — это был недобрый знак. Кроме того, с горы начали внезапно скатываться большие камни, чего раньше никогда не случалось, и одним таким камнем насмерть задавило Вирга–работника.

Той же весной Харальд прислал к Молчуну двух своих лендрманнов — те потребовали полного подчинения Косматому. В их поведении была большая заносчивость. Рюрик им отвечал:

— Пусть Харальд заберется на вершину горы Бьеорк, и тогда хоть на животе готов я буду приползти к сыну Хальвдана.

Посланники, посчитав такой ответ за неприкрытую насмешку, вернулись к своему господину и все ему передали. Так настало время, о котором многие предупреждали. Рыбаки Атли и Гримвольв Сеть гостили у родичей в Херланде, и, как только увидели приготовления Харальда, тотчас вернулись; рассказывали они, что собрал Косматый невиданные силы — а все для того, чтобы запереть Рюрика, у которого едва наберется воинов на один корабль, в его фьорде, и держать осаду до тех пор, пока тот либо не помрет от старости, либо не выйдет навстречу Харальдовым секирам, подобно обложенному в пещере медведю. Атли с Гримвольвом подробно описали, кто сидел на драконах норвежского конунга: как и следовало ожидать, собрались там лучшие из лучших. Заметили они среди прочих и Вирге со своими сыновьями, и Синьбьерна, отца Одноглазого Хескульда, который был хоть и стар, но поклялся отомстить за сына. В три ряда у пристаней стояли корабли конунга, и столько находилось на них гребцов, что Атли сбился со счета. Харальд, не скрывая теперь ни от кого, куда направляется, твердил всем, что если осмелится последний свободный ярл выйти навстречу его флоту, то он, Харальд, прикажет изготовить из Рюрикова черепа чудесную чашу, велит вкрапить в нее драгоценные камни и будет достойно с ней обходиться. Приятно будет ему поднимать ее на пирах и плескать в нее фризские вина. Харальд и Гримвольва с Атли не задерживал и ничего от них не скрывал — а все для того, чтобы донесли они его угрозы до ушей бьеоркского вождя.