Эдвард Радзинский - Последняя ночь последнего царя

– Я предпочту своего слугу. Меня уже пытались убить, и не один раз. Я знаю, как себя защитить.

– Понимаю… вы тоже что-то задумали. Во всяком случае, вчера ваш слуга отнес записку некоему маркизу де Саду, проживающему… точнее, ютящемуся ныне у своей сожительницы на чердаке. Вы ничего не хотите мне рассказать?

Бомарше молчал.

– Ну что ж, будем догадываться сами… А стулья и впрямь хороши. Неужели вы собираетесь восстановить прежнее великолепие вашего дома? Оттого и купили мебель королевы?

– Ну что вы! И тогда это стоило мне… я залез в такие долги… а сейчас и думать невозможно.

– И тем не менее вы пытаетесь… Вы попросили денег у американцев

– Я всего лишь попросил их вернуть долг. Но это самый скупой народ в мире! Я помогал им, сделал все, чтобы наш последний король поддержал их… На свои средства отправлял в Америку корабли с мортирами. Они задолжали мне без малого два миллиона!

– Миллион девятьсот восемьдесят три тысячи золотом, – уточнил гражданин Фуше.

– Что толку! – Бомарше был в ярости. – После всех побед, когда они получили независимость, я был уверен: Америка со мной рассчитается! Ничего подобного! Сукины дети!

– Как странно… Прежде Бомарше умел выгодно вкладывать деньги.

– И тут я первым сообразил! Поверьте, это будет очень богатая страна.

– Но пока – ничего. Ни гроша!

– Я пытаюсь усовестить этих людей.

– Вы, с вашим умом, всерьез призываете их отдать деньги нищему Бомарше? Неужели вы забыли, что деньги отдают только богатым? Я говорю о вашем «Послании американскому народу».

– Да, – несколько сконфуженно сказал Бомарше, – отправил… отправил… Глупость!

– Шестнадцатого апреля в два часа дня, если быть точным. Полиция сообщила об этом тотчас же… «Американцы, я не получил от вас ни гроша при жизни, я умираю вашим кредитором. Я завещаю вам в наследство мою дочь, чтобы вы дали ей в приданое то, что вы должны мне. Подайте же милостыню вашему Другу…» Конечно, глупость! И тон, на мой вкус, несколько не ваш… Но не в этом дело. Меня очень взволновали слова: «Я умираю». Не скрою, в какой-то мере они и послужили причиной моего прихода.

Бомарше засмеялся.

– «Я умираю» – это образ. Всего лишь!

– Я стараюсь думать именно так. Но учитывая сегодняшний приход графа Ферзена и зная его мстительные намерения, я взволнован. Вам никак не следует умирать сегодня.

– Мне очень нравится ваше пожелание.

– И вообще не следует умирать… до нашего соглашения. Позвольте, наконец, обратиться к цели моего посещения. Поверьте, несмотря на всяческое преклонение перед вами, я не смею ограничить вашу свободу и запрещать вам распорядиться – пусть даже легкомысленно – собственной жизнью. Но если…

Фуше замолчал.

Молчал и Бомарше. Он уже понял.

– Если, – продолжал Фуше, – не дай Бог, граф Ферзен окажется куда опаснее, чем вы предполагаете, и уже сегодня вы расстанетесь с нашим столь несовершенным миром, то смею ли я попросить вас…

Он опять остановился, будто в нерешительности.

– Мужайтесь, гражданин Фуше! И будьте бесстрашны, как… – Бомарше засмеялся. – Не знаю, как лучше сказать – «как всегда» или «как никогда»?

Гражданин Фуше был глух к издевкам. Он продолжил:

– Республика и лично я… мы будем безмерно вам благодарны, коли вы не сочтете за труд и составите некое завещание. Речь идет о вашем архиве, о документах, находящихся в вашем владении. Как следует из вашего досье, вы были секретным агентом Людовика Пятнадцатого и продолжали этим заниматься при казненном нацией Людовике Шестнадцатом. Головоломные интриги, к которым Бомарше был причастен, мне, конечно же, любопытны… Но сейчас меня особенно занимают документы об одном гражданине, которым я просто обязан заинтересоваться, вступая в должность руководителя полиции.

Здесь Фуше сделал значительную паузу, но лицо Бомарше оставалось безмятежным. И Фуше продолжил:

– Как вы уже поняли, я говорю о том гражданине, с которым вы встретились уже после революции… во время побега королевской семьи.

«На лице гражданина Бомарше отразилось совершеннейшее недоумение».

Фуше улыбнулся.

– Вы хотите сказать, что попросту не понимаете, о чем и, главное – о ком я говорю?

– Именно, именно, гражданин. И у меня нет никаких особенных бумаг, которые могли бы быть полезны республике.

Фуше сочувственно вздохнул и открыл свой кожаный, весьма истертый портфель, успев сообщить при этом:

– Это и есть все наследство, полученное мною от покойного отца. После чего на свет божий появился лист бумаги, каковой Фуше и передал Бомарше.