Эдвард Радзинский - Последняя ночь последнего царя

МАРАТОВ вдруг замолкает, прислушивается. Потом бросается в темноту палаты, и прячется за шторой огромного окна.

Входит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК с чемоданчиком.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Утро доброе …Очень доброе утро.

Напевая, вынимает шприц из чемоданчика.

ЮРОВСКИЙ. Не надо! Зови начальство! В палате – предатель!

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК молча всаживает шприц. Юровский тотчас затихает.

Входит молоденькая СЕСТРА.

СЕСТРА. Готово, котик? (прижалась к молодому человеку).

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. Уймись! У меня еще три укола!

Гасит свет – светит только ночник. Уходят.

Тишина.

ЮРОВСКИЙ недвижно лежит в постели. Из-за оконной шторы появляется МАРАТОВ. Постоял у кровати.

МАРАТОВ ( Юровскому ). Прощай, товарищ.

Тихо смеется, глядя в темноту.

МАРАТОВ. Все по-прежнему, Ваши Величества. Всё, как раньше – она живет, но в воздухе, траве и листьях… ( Останавливается. ) Да-да, слышу звонки ( лихорадочно ) Звонки, звонки! Всю жизнь звонки!

«И тогда соблазнятся многие. И друг друга будут предавать и возненавидят друг друга. И многие лжепророки восстанут и прельстят многих. И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь. Но претерпевший до конца спасется».

Господи! Претерпевший до конца … спасется?!

Яков Михайлович Юровский умер в Кремлевской больнице в 1938 году в 20-ю годовщину расстрела Царской Семьи.

Федор Николаевич Лукоянов (Товарищ Маратов) из-за тяжелого нервного заболевания был вынужден оставить работу в ЧК.

Умер накануне 30-й годовщины расстрела Царской Семьи.

Все руководители Красного Урала, подписавшие решение о расстреле Царской Семьи, были расстреляны сами или погибли в сталинских лагерях.

Все исполнители расстрела умерли в своих постелях, как и просил о том Господа Последний царь.

Зимой 1996 года я приехал в Париж. И все представлял, как ровно сто лет назад были в Париже – Они…

Шел 1896 год. Это был первый визит русского царя во Францию – после того, злополучного, когда поляк Березовский выстрелил в его деда. Поляк мстил за поруганную Польшу. К счастью, Александр II тогда остался жив (его убьют потом – бомбой).

Теперь никто не стрелял. Толпы восторженных парижан заполнили улицы. В открытой коляске ехали: красавица императрица, Государь – милый молодой человек в военной форме – и очаровательная дочка.

Он записал в дневнике:

«25 сентября произошла закладка моста, названного именем папа. Отправились втроем в Версаль. По всему пути от Парижа до Версаля стояли толпы народу, у меня почти отсохла рука, прикладываясь. (Он отдавал честь, прикладываясь к козырьку фуражки. – Э.Р.) Прибыли туда в четыре с половиной и прокатились по красивейшему парку, осматривая фонтаны… Залы и комнаты интересны в историческом отношении».

Это «историческое отношение»… Оно уже тогда должно было Их поразить.

С площади Согласия (бывшей площади Революции) хорошо видны колонны церкви Маделен. Здесь, на кладбище у храма, когда-то были похоронены жертвы фейерверка. Он случился в знаменательные дни для той, французской королевской четы – во время бракосочетания Людовика XVI и Марии Антуанетты. И окончился страшными жертвами – сгорело много людей. Тогда в Париже говорили: это предзнаменование! Не к добру такое начало совместной жизни!

И у Них тоже произошло страшное и тоже в знаменательные дни. Случилось это незадолго до поездки в Париж, во время коронации… Они приехали на Ходынское поле – сверкало солнце, гремел оркестр. В павильоне – вся знать Европы. Но Они знали – все утро отсюда вывозили трупы: во время раздачи бесплатных подарков в ужасающей давке погибли почти две тысячи несчастных…

И тот же страшный шепот: не к добру это! С кровавой приметы начинается царствование!

«Интересны в историческом отношении»… Только потом царь узнает, как связан был с Ними Париж в этом самом «историческом отношении». Какой пророческой оказалась безликая фраза! Все, что узнали Они тогда в Версале, повторится в Их жизни.

Был мягкий, безвольный Людовик – и Николая будут называть мягким и безвольным.

И две Елизаветы – сестра Аликс, набожная основательница Марфо-Мариинской обители. И другая, столь же набожная, с той же неземной улыбкой – сестра Людовика XVI.

Мария Антуанетта была властной и надменной красавицей. И его жена – властная и надменная красавица. И та же ненависть народа к королеве – Марию Антуанетту называли «австриячкой» и обвиняли в измене и разврате. И его жену будут называть «немкой» и обвинять в прелюбодеянии с мужиком. И ненавидеть! Так же ненавидеть!