Эдвард Радзинский - Последняя ночь последнего царя

– Да, кстати, что у вас на десерт? – насмешливо прервал его маркиз. – А вы так и не выпили… Ваш бокал, Бомарше!

– Клубника и «фрукты сезона»… Граф, может быть, хотя бы десерт? Граф не ответил, и Бомарше закончил:

– Я расплакался, когда наш юный корсиканец покончил с независимостью Венеции. Это неподражаемая, единственная в своем роде республика… и вот тысяча сто лет истории закончены вчерашним лейтенантом. Какой фарс! Хотя, может быть, это закономерно? Галантный век и Галантная республика вместе уплыли в Лету. Наступает скучный век денег, и Венеции как, возможно, и нам… не место в этом веке.

– Вам, но не мне, – сказал маркиз. – Я – человек будущего. Венеция… жалкая рухлядь веков! Вы никогда не были в Венеции, а там грязно, холодно, много воды, дома сырые, белье не сохнет. И когда ты, мокрый от любовного пота…

Бомарше засмеялся.

– Послушайте, Бомарше, – произнес маркиз, – вы так и не притронулись ни к еде, ни к вину.

– Я боюсь быть отравленным вами, друзья.

– Когда же вы наконец насытитесь, закончите болтать? – вмешался граф. – Когда мы, в конце концов, перейдем к следующей «пьесе», как называет господин Бомарше свои подлые выдумки.»

– Что ж, вы правы. Пора начинать… Итак, за ваше здоровье, друзья! – Бомарше поднял бокал и… опустил. – Впрочем, это следует сделать после… После премьеры.

Бомарше насмешливо оглядел присутствующих. Маркиз вытер пот со лба.

Первое (и последнее) представление

– Начнем! Пора! – сказал Бомарше. – Тем более что мы вполне сможем эту пьесу разыграть. Вот уж никогда не думал увидеть ее при жизни…

– Или перед смертью, – добавил Ферзен.

– Или перед смертью, – как эхо откликнулся Бомарше.

Он задумался. Граф, не скрывая нетерпения, уставился на него. Голова маркиза упала на грудь – он задремал. Бомарше расхохотался:

– Как внезапно заснул наш маркиз… Эй, маркиз! Неужто опять спите?

– Да? Ну и что? Я всегда сонлив после хорошего обеда.

– И иногда – чтобы избежать неприятных воспоминаний? Да, граф, именно после визита маркиза и родилась у меня идея этой второй пьесы. Он опять стал моим соавтором… Итак, явление первое: все те же – Бомарше и маркиз. В июне девяносто первого года ко мне явился маркиз… впрочем, тогда его следовало называть «гражданин маркиз». Освобожденный революцией из одного сумасшедшего дома, он, естественно, примкнул к безумным из другого: вступил в якобинскую секцию. И даже был назначен комиссаром…

– Это позже, позже!

– Он очень округлился… С ним прибыла юная красотка.

– Мари-Констанс… да, красотка. И она до сих пор спит со мной. Ну и что?! – выкрикнул маркиз.

Но Бомарше как будто его не слышал.

– Продемонстрировав мне прелести красотки, он отправил ее ждать на улицу, в карету. Так что в нашей сцене она не участвовала… Стоя у окна, я видел, как она прогуливалась у кареты, ловко виляя бедрами. Нетрудно было отгадать ее прошлое… Сначала я подумал, что маркиз опять явился надоедать и требовать свою рукопись»

– И безуспешно! В который раз!

– Но скандалил он только первые пять минут. Обвинения и выкрики закончились, как обычно, обильным ужином. Мой дом еще не был разрушен, так что ужин…

– Он был великолепен, признаю, – сказал маркиз.

– Во время еды маркиз сообщил мне, что мы с ним теперь, оказывается, коллеги. Ибо в театре Мольера ставилась его драма…

– Да, а другой пьесой заинтересовалась тогда «Комеди Франсэз», – вставил маркиз.

– И он верил, что издаст роман, достойный, как он выразился, репутации смельчака.

– Но исчез мой главный роман, похищенный вами! Коли вы мне его вернете, он сделает меня бессмертным. Но вы не возвращаете!

Бомарше, будто не слыша, продолжал:

– После еды маркиз, как всегда, стал благодушен, необычайно приветлив и ласков. И совершенно забыл о похищенном романе. Вот тогда, граф, он и сообщил мне о подлинной цели своего прихода: оказывается, он опять навестил меня по чужой просьбе… точнее – по просьбе все того же лица. И он сказал мне»

Маркиз тотчас начал похрапывать на стуле.

– Маркиз, это скучно, в конце концов!

– Прошло восемь лет»

– Но тогда после сытного обеда он отнюдь не дремал – напротив, говорил без умолку, сыпал словами… Фигаро, текст маркиза!

Фигаро неторопливо достал из секретера ворох исписанных страниц. И столь же степенно начал читать:

– «Мой милый Бомарше, вчера я долго гулял по Парижу. Только побывавший в тюрьме оценит эту несравненную радость – идти, куда тебе заблагорассудится. Как хорош нынче Париж! Город задыхается от свободы и революции. Вакханалия радости! Бульвар дю Тампль, бульвар Итальянцев наводнены недорогими красавицами. Вчера, охотясь на гризеток, я наблюдал постреволюционную фантасмагорию мод. Кто-то прогуливался в великолепном камзоле со шпагой и в напудренном парике, а рядом с ним – коротко стриженный, в черном фраке и в американском галстуке или простолюдин в нищенских сабо. Все смешалось… Аббаты в воскресенье сбрасывают сутаны и в сюртуках и круглых шляпах сидят на улицах в открытых кафе. Монастыри открыты для народа, и я не преминул познакомиться с двумя красотками, которым опротивело вчерашнее заточение. Всюду ставятся спектакли и открываются клубы, газеты плодятся, как кролики. Никто теперь не работает, все выступают. Сама жизнь стала сплошным театром… Кто-то, целуясь с девушкой, весело кричал при каждом поцелуе: „Аристократов на фонарь!“ И я, честно говоря, подхватил… Я, родственник принцев крови, завсегдатай философского салона герцога Ларошфуко, орал: „Аристократов на фонарь!“ Род человеческий веселится на свободе, забросив скучные занятия, как школьники в отсутствие учителя…»