Господи, что же делать? Куда пойти, горе свое выплакать? Один у нее друг сердешный остался. Хоть и холоден в последнее время сделался. За ним и послала. А спустя еще полчаса горько плакалась подушке. Нет в Петербурге графа Панина, опоздала.
Еще пару дней назад, отговорившись семейными делами, Панин отбыл в Москву. Великая княгиня вновь осталась одна: растерянная, недоумевающая, обиженная. Испуганная. Обида усилилась, когда верная подруга Прасковья Брюс донесла, что в Москву Панин поехал свататься, и вскорости прибудет в Петербург с молодой женой, дабы представить ее императрице, которая, странное дело, очень настаивала на его отъезде и тем паче женитьбе.
Неужели догадывается?
Екатерина проплакала всю ночь. Обидней всего было не сватовство (ей ли, мужниной жене, о том печалиться?), а то, что не сказал, не предупредил, не утешил напоследок. И ведь как подгадала тетушка: удалила аккурат в тот момент, когда Екатерина наиболее остро нуждалась в ласке и поддержке любимого. Неужели опалы испугался? Или переметнулся к другому "медведю", поманившему сладким пряником?! А как же смелые речи, уверения в любви и верности? Приручил. Приголубил. Зачем? За тем, чтобы бросить: чтобы камнем полетела и о камни же ударилась. Вот тебе и шарады любви, казалось бы, во всем достигла искусства, но нет: прогадала, ошиблась в своем доверии, за что и поплатилась. Пора бы привыкнуть. Пора бы…
Но как же не хочется привыкать!
К вечеру столь трудного дня взяла себя в руки и даже приняла приглашение супруга: у того в тот момент был польский граф Станислав Август Понятовский — посланник английского двора. Подобные несоответствия давно уже никого не удивляли. При дворе то и дело появлялись саксонские гости, представлявшие интересы Италии, англичане, находившиеся на службе у французского короля, шведы, разделявшие интересы Польши, и поляки, готовые служить любому, кто станет хорошо платить.
Однако выяснилось, что граф Понятовский вылеплен совсем из другого теста, нежели его соотечественники. В первую очередь им двигали политические амбиции, и только во вторую — деньги. Впрочем, бывали моменты, когда на действия Понятовского влияли сразу оба стремления, и вот тогда не стоило вставать на его пути.
Появление Понятовского при молодом дворе вряд ли кто-нибудь назвал бы случайным. И уж тем более не Екатерина. Незадолго до этого у нее просил аудиенции английский дипломат Чарльз Генбюри Вильямс, холодный и рассудительный человечек, преследующий в России свои собственные цели. Екатерина знала, что долгое время Вильямс пытался повлиять на императрицу, не пропуская ни одного приема и бала, но все усилия, увы, оказались безрезультатными. Новый договор о дружественных отношениях между Россией и Англией так и не был заключен. У Елизаветы нашлись дела поважнее — маскарад и охота.
В отличие от императрицы великая княгиня внимательно выслушала посланника, с удивлением отметив, что он пытается за ней ухаживать. В тот момент Екатерину велико позабавил подобный подход к делу, однако она тут же дала понять посланнику: в их отношениях не может быть даже и намека на флирт. Вильямс сделал правильные выводы, красиво отступился, прислав вместо себя другую кандидатуру, способную удовлетворить взыскательный вкус молодой амбициозной женщины. И вот теперь ей предстояло знакомство с графом Понятовским. Идти не хотелось, но пришлось.
В последнее время Петру Федоровичу особенно много приходилось беседовать с иностранными гостями: Елизавета почти не выходила из покоев, чувствуя себя с каждым днем хуже и хуже. По этикету отсутствие великой княгини считалось оскорблением, потому и приходилось царственной чете разыгрывать маленькие семейные спектакли — себе на потеху, гостям — на утешение. И наоборот.
"А что, — с бесшабашной злостью подумала Екатерина. — Хоть и месяц, но целиком будет мой".
Волосы пудрить не стала. Уложила тяжелые косы короной на голове, перевив бриллиантовой нитью. Надела лучшее платье, унизала пальцы кольцами.
— Лицо мне льдом с петрушкой протри, — отрывисто приказала девке. — И на веки по кусочку положи.
Безотказный рецепт и в этот раз не подвел: краснота от слез мгновенно ушла, лицо засияло, глаза зло заблестели, губы презрительно (но и ослепительно) улыбнулись польскому посланнику. Екатерина оценивающе разглядывала склонившегося перед ней графа. Пышные густые волосы цвета спелой ржи, изящный нос, насмешливый изгиб полных губ, упрямый подбородок с очаровательной ямочкой, ладная поджарая фигура. Хорош, собака, что и говорить, но и только! Больше она на эту удочку не попадется. Хотя, как знать, на такую удочку она, признаться, еще не попадалась.
Читать дальше