Хесус Торре де ла - Пророчество Корана

Плаванье по реке началось удачно. Яго дышал полной грудью и растирал шею, которая еще болела. Резвый бег фелюги доставлял удовольствие, он завороженно наблюдал, как воды Гвадалквивира охватило красное свечение от лучей заходящего солнца. В излучине Макарены им повстречались рыбачьи баркасы, оттуда были видны невысокие строения Сан-Клементе. Туда он должен однажды вернуться, чтобы исполнить обещание…

По мере того как они приближались к хаотичным причалам Инхенио, вода прибывала и владельцы многочисленных баркасов втыкали в дно свои шесты, к которым привязывали свои суда до рассвета. Яго с грустью смотрел на набиравшую могущество легендарную Севилью, на арки бойниц, про которые говорили, что они сделаны еще Герионом [160] Герион — царь Тартесса, легендарного государства на востоке Андалусии, побежден Геркулесом. и Геркулесом, на очертания куполов этого римского Испалиса [161] В древности на месте Севильи существовало поселение Испалис — колония финикийцев, а затем и римлян. Считается, что от этого древнего названия произошло название страны — Испания. , готские галереи с бойницами, которые Герменгильд возвел, чтобы защититься от гнева короля-объединителя Рекареда [162] Герменгильд и Рекаред— вестготские короли в Испании (VI в.). , сторожевые вышки арабов, возведенные алхимиком Абдурахманом II [163] Абдурахман II (792–852) — эмир аль-Андалуса, покровитель искусств и наук, много воевал и строил. после осады викингов. Все это великолепие посеребрила луна, воцарившаяся на ночь.

На верфях уже расположились на отдых торговые караваны, тысячи воробьев осадили склады зерна и лавки Ареналя. Воздух наполняли ароматы вин из Райи, Сильвеса и Хереса, солений, специй из Маската и Гвинеи, жареного из харчевен, слышалось пение моряков на незнакомых языках, которое доносилось с византийских, венецианских, генуэзских, английских, александрийских галер, теснившихся у причалов.

За силуэтом Алькасара смутно проступала стена лечебницы Арагонцев, единственного свидетеля его позорного бегства, и он представил себе лица мастера Сандоваля и всей его свиты, когда на следующее утро они обнаружат пустую кровать своего коллеги. Когда до его преследователей дойдет новость о его исчезновении, «Эол» будет уже далеко в море по пути в Бискайский залив. Он имел все основания полагать, что вдали от Севильи ему ничто не угрожает и имя Яго Фортуна через какое-то время исчезнет из памяти его смертельных врагов.

«Лучшее средство от несчастий — забвение», — подумал он. Наконец, ночь набросила на пограничный город свой темный плащ, по обе стороны реки зажглись неровные огни, мерцавшие вдали как светлячки. Память невольно обратилась к дорогим воспоминаниям, лицам тех, кого он, быть может, уже никогда не увидит. Как много чувств и жизненного опыта странствующего врача осталось позади. Вспомнился Фарфан, который упокоился навечно между кипарисов кладбища Магдалины, и доброе лицо Исаака.

Мысли перекинулись к Субаиде, его голубке, которая улетела вместе с легким западным ветром, держа в своем клювике его сердце. Он старался хранить прекрасный образ боготворимого им существа, чтобы потом вспоминать его в одиночестве, и другие лица, дорогие ему, оставшиеся в Севилье: его приятели по таверне «Дель Соль», с ними он встречал праздничные ночи; воинственный архиепископ Санчес; дон Самуэль; добрый Церцер, ученый наставник и прекрасный друг; Андреа и верный Ортегилья, который устроил его бегство, проявив сообразительность и выдумку, и которому он теперь обязан жизнью.

Несмотря на то что постепенно Севилья исчезала вдали словно золотистая дымка, ему не хотелось забывать и о главном, по его мнению, виновнике его поспешного отъезда, да и вообще несчастий, которые ему пришлось пережить в этом городе; из памяти услужливо выплыл бледный лик доньи Гиомар вкупе с гротескными чертами Бракамонте. Держа между ног свою торбу, он успокаивал свою мятущуюся душу уверенностью, что рано или поздно разоблачит преступления этой женщины, представив такие убедительные доказательства, что Трибунал примет единственно возможное справедливое решение.

Хотя душа его теперь пребывала в смятении, но будущее представлялось ему вполне сносным. К тому же разве существует какой-нибудь эликсир против ударов судьбы, помимо смирения?

«Я не имею права забыть и не забуду, — сказал он себе, вглядываясь в неясные очертания удалявшегося города. — Я принимаю ужасную реальность, однако ничто не отнимет у меня надежды когда-нибудь вернуться сюда, чтобы вывести кое-кого на чистую воду и залечить нанесенные раны».