Не может быть речи о том, будто среди норвежских офицеров наблюдалось предательство в широком масштабе; “лишь несколько (5 - 6) человек сложили оружие, причем и в этих случаях речь идет скорее о недоразумении, поскольку Квислингом был отдан приказ об отмене мобилизации”{452}.
Не соответствует действительности утверждение, будто немецкие дивизии были укомплектованы австрийцами, уроженцами Вены, которые после первой мировой войны, еще будучи детьми, пользовались в Норвегии радушным гостеприимством. Из семи немецких дивизий пять являлись германскими, а две австрийские дивизии комплектовались за счет уроженцев сельскохозяйственных провинций Австрии - Тироля, Каринтии и Штирии{453}.
Существовало мнение (с наибольшей ясностью его высказал американский журналист Леланд Стов) о том, что немецкое вторжение удалось благодаря “подкупам, ловкому просачиванию нацистских агентов, помощи со стороны отдельных изменников, завербованных среди высокопоставленных гражданских и военных деятелей Норвегии”. Такое мнение совершенно не отражало подлинного положения вещей. Стов, хороший репортер и убежденный противник национал-социализма (его книга, опубликованная в 1934 году, названа “Нацистская Германия означает войну”), честно признал еще в ходе войны, что его корреспонденции из Стокгольма не давали правдивой картины реальной обстановки{454}. Между тем они публиковались во многих газетах. Их читали и принимали за правду десятки миллионов людей. Что же касается последующего самоопровержения, то оно прошло почти совершенно незамеченным. [287]
Глава 11. Голландия, Бельгия, Люксембург и Франция
Голландия
Немецкие армии вторглись в Голландию, Бельгию, Люксембург и Францию в мае 1940 года, то есть почти через полгода после того, как Гитлер изложил свою политическую и военную стратегию в секретном послании к главнокомандующим сухопутными, морскими и воздушными силами.
“Я долго размышлял над тем, - говорил он в этом послании, - следует ли мне наступать в первую очередь на востоке, а затем уже на западе. В конце концов я создавал вермахт не для того, чтобы он бездействовал. Желание наступать всегда горело во мне… Стечение обстоятельств побудило меня нанести первый удар на востоке”{455}.
К тому времени (28 ноября 1939 года), когда Гитлер сделал это заявление, он уже разгромил Польшу. Его слова отражали необузданную агрессивность человека, твердо решившего с самого же начала нападать первым. Вместе с тем его слова отражали длительное колебание при выборе направления удара. Насколько известно, до 1938 года немецкие штабы не разработали ни одного конкретного плана агрессии. В 1938 году внимание Гитлера всецело сосредоточивалось на Австрии, а затем на Чехословакии.
Вместе с тем с самого же начала своей политической карьеры Гитлер считал неизбежной реваншистскую войну против Франции. Голландия и Бельгия вообще не упоминались в его высказываниях до тех пор, пока не было принято решение о нападении на Польшу, что [288] могло привести к конфликту с Францией и Англией. 23 мая 1939 года на совещании, в котором принимали участие Геринг, Редер, Браухич и Кейтель, Гитлер заявил, что в случае войны придется силой захватить в Голландии некоторые ключевые позиции, необходимые для развертывания действий немецких военно-воздушных сил.
Примерно в половине октября 1939 года он приказал разработать план наступления, по которому действующие в Голландии немецкие войска вначале не должны были прорывать так называемую линию Греббе, то есть полосу укреплений в центре страны, прикрывающую наиболее густонаселенные западные провинции{456}. В южной части в целях быстрейшего выхода к голландским укреплениям за рекой Маас было желательно предотвратить разрушение мостов. Гитлер, считая, что его генералы не обладают достаточным воображением, предложил свой собственный, достаточно хороший, по его мнению, план: переодеть некоторое количество смельчаков добровольцев в форму голландской военной полиции или форму железнодорожников и овладеть мостами, используя элемент внезапности{457}. Адмирал Канарис должен был достать образцы соответствующего форменного обмундирования при помощи своего сотрудника в Гааге{458}. В ходе выполнения этого задания в начале ноября 1939 года одна из партий форменной одежды попала в руки голландцев.
Примерно в тот же самый период Гитлер вынашивал и другие идеи. Кроме воздушнодесантной дивизии, уже принимавшей участие в боевых действиях в Польше, была закончена подготовка еще одной дивизии и парашютистов. В конце ноября Гитлер носился с мыслью об использовании этой дивизии для захвата острова Валхерен{459}. Через шесть недель возник другой план: [289] высадить парашютистов в самом сердце “крепости Голландия” близ Амстердама{460}; при этом варианте немецкие войска должны были преодолевать линию Греббе возможно быстрее{461}. 17 января 1940 года фюрер пошел дальше; объектом захвата становилась “вся Голландия в целом”{462}. Двумя неделями позже Гитлер выразил свои желания с еще большей определенностью: парашютная дивизия должна захватить правительственный центр - Гаагу; одновременно специальный уполномоченный, в качестве которого намечалось использовать мобилизованного в армию немецкого дипломата Вернера Кивитца, вручит королеве Вильгельмине послание - обычную смесь угроз и льстивых заверений{463}.
Читать дальше