Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Звенело серебро, тянулись к князю с кубками, с турьими рогами, славили молодого, славили молодую, а иных уже выносили на руках, кому хмель отнял ноги. Все плыло, все тонуло в тумане, обмерла бы княгиня молодая, если бы не держал за руку ее юный и сильный супруг. Как в рваных клочках сна, как видения, возникали и исчезали люди, лились и перемешивались их речи. Звенели струны на гуслях. За полночь пир начал утихать. Старшие бояре, что следили за обычаем, объявили, что пора вести молодых в опочивальню.

Закрылась тяжелая дубовая дверь, окованная медью. Князь заложил засов. В красном углу горела ярким языком лампада, освещая темный лик Спаса, каким видела его Евдокия на черном стяге московского князя, когда он встретил ее у ворот Коломны. В кованом подсвечнике горели три свечи. Мягкие медвежьи шкуры скрадывали шаги, печь дышала жаром. Голубой полог над ложем расшит звездами. Дмитрий скинул с плеч горностаевую приволоку, взял со столика подсвечник с горящими свечами.

— Дай я тебя разгляжу! — сказал он, улыбаясь. Евдокия закрыла лицо руками, князь отвел ее руки и усадил в кресло. Сел у ее ног, поставив подсвечник на пол.

— Как жить будем, сероглазочка? Как муж с женой или как князь с княгиней? Я полюблю тебя, ты красивая! Не знал я, что ты такая! Для Москвы, для княжества сватали, но надеялся, что так по сердцу придешься!

И страшно было, и смертельно хотелось спать, хоть веки пальцами раздвигай. Так и не уловила мгновения, когда веки сами собой сомкнулись, а голова упала на спинку кресла...

Проснулась от свечного чада. Свечи догорали, мерцала лампада. Где-то очень далеко, внизу, раздавались всплески голосов. В опочивальне тихо, слышалось потрескивание плавящегося воска. Так же откинут и нетронут полог над ложем, мрачно смотрит темный лик Спаса. Холодком сжалось сердце — проспала князя! Ушел!

Евдокия резко встала и тут увидела, что князь спит на медвежьей шкуре у ее ног. Евдокия сняла с ложа подушку и подложила под голову Дмитрию. Не проснулся. Попыталась распустить на нем золотой пояс, чтобы легче дышалось, и одернула руку.

При ней отец рассуждал с матерью, чем одарить будущего зятя. Перебирали дорогие кубки, перебирали оружие. Немного сохранилось у суздальского князя дорогих вещей из родового достояния.

Богат был князь Всеволод Большое Гнездо. Со всех концов света стекались во Владимир редкостные товары: ткани удивительных расцветок и узоров, золотые и серебряные изделия и самоцветы. Всеволод поделил княжеское имение между своими детьми. Мало что удалось сохранить внукам Всеволода от ордынского разорения. Чудом сохранился золотой княжеский пояс, которым подпоясывался Андрей Ярославич, когда венчался с дочерью Даниила галицкого. Царьградские мастера потрудились над вязью, отлили на поясе зверей и птиц, покрыли его библейскими символами. Евдокия посмотрела — на князе худенький золотой поясок. За что же Дмитрий так обидел отца? Зачем пренебрег подарком? Княгиня не поверила, расстегнула пояс, посмотрела на свету! Не тот! Не тот, да знаком. Год тому назад ее старшая сестра Мария вышла замуж за московского боярина Николая Вельяминова. Это тож отцовский подарок жениху. Руки не удержали пояса, со звоном упал на медвежью шкуру, и князь проснулся. Стоит перед ним княгиня с подсвечником в руках, слезы у нее на глазах, у ног валяется его пояс.

И усталость, и волнение, и мед выпитый не сразу дали князю прийти в себя, а когда сообразил, где он и что с ним, по-своему расценил слезы Евдокии, принял их за обиду, что разоспался у ног молодой жены. Обнял он ее, но она отстранилась и указала глазами на пояс.

— Это твой пояс?— спросила она.

— Это подарок твоего отца!— ответил он, удивленный ее вопросом.

Евдокия покачала головой.

— Что тебе этот пояс? Боярин Вельяминов обряжал меня на венчание...

Евдокия вскрикнула и зажала рот рукой.

— Что с тобой?— опять спросил Дмитрий. — Что тебе этот пояс? Отцу вернуть?

— Верни!— молвила Евдокия.— Обиды ваши жить нам не дадут!

— Да в чем же обида? Зачем мне обижать твоего отца?

— Он тебя обидел! Вез один пояс, а отдал другой! То и мне обида! Этот пояс он дарил Николаю... Почему он оказался у тебя? Тебе совсем другой пояс вез!

— О господи!— воскликнул Дмитрий.— Что мне в том поясе?

Дмитрий обнял жену и высушил ей слезы на глазах. О поясе и думать забыл, но Евдокия утром спросила отца, зачем же он переменил пояс, предназначенный ее мужу, на пояс мужа Марии? Обида понятная, но отец долго не мог сообразить, на что обижается дочка. Когда понял, вскочил в гневе.