Федор Шахмагонов - Ликуя и скорбя

Поднимался густой туман, но и сквозь туман засверкали огоньки костров за Красным холмом, и скоро бесчисленные огоньки слились со звездами на небе, будто и вправду спускалась Орда с небесного своего Становища, текла с Млечного Пути на землю, на поле Куликово.

Становище изливало Орду на землю, лилась Орда потоком супротив ясноликой звезды Чигирь. Если кому ехать или идти куда, или селиться, смотри, на которую сторону та звезда стоит. Если она станет противу, и ты противу ее — не езди, пути не будет.

Яростно блистали звезды Большого Ковша. Коли яростен их блеск — быть удаче в охоте на медведя, самого могучего зверя русского залесья. Мчатся быстрее мысли по небу Кигачи звезды, по-латински Орионов пояс, мчатся впятером на беззвучных колесницах, остановились над Непрядвой.

В болотах крякали утки, перекликались кулички. За Красным холмом крики, стук, будто город ставят, конское ржание, конский топот.

Дмитрий и Боброк отъехали от войска в туман и остановились в поле, в низине. Слушали. По шуму Боброк старался определить, много ли пришло войска с Мамаем. Все сходилось, что числом Орда превосходила — на одного русского воина приходится два ордынца. О числе сказал Семен Мелик, о числе то ж сказал Василий Тупик, до последнего проводивший весь ордынский поток от Тихой Сосны и до Утиного брода.

— Что тебе подсказывает чутье, воевода? — спросил Дмитрий.

— Одного боюсь, князь! Мы с тобой выбирали это поле, когда ты шел в Орду, не зная, вернешься ли. Думано было, как нам стать, чтобы Орда не прошла. Боюсь, что Мамай увидит с Красного холма то же, что и мы с тобой увидели. Воитель он искусный. Боюсь, увидит он русские копья, увидит сверкающее войско и уйдет, поймет, что быть ему здесь побитым.

— Уйдет — не быть ханом!

— А разбитому — быть ханом? Одна надежда: то, что увидит Мамай, а воитель он разумный, то не увидят его воины и эмиры. Захочет он остановить Орду, а не сможет. Очень они навыкли бить Русь.

— Ныне все гадают: кто по звездам, кто по ветру, кто по крикам птиц. У тебя какие приметы, воевода?

Боброк усмехнулся.

— Есть и моя примета, князь! Ты сам о ней сказал. Каждый из вас пусть ныне приготовится, ведь утром невозможно будет так приготовиться. Мы устроили войско с вечера, сейчас пусть и не спят, но душой отдыхает каждый и собирает в душе силу! Они пришли ночью, и войско им устраивать утром, а готовиться мы не дадим им времени. Над твоим войском, князь, великая тишина. У них в стане движение. Мы готовы, они нет — вот примета!

Кони перебирали ногами, чуя разлитую в ночи тревогу, не ржали, будто бы Даже сдерживали дыхание. В воздухе проносились с плеском крыл всполохнутые из-за Красного холма, с болот, невидимые птицы, и падали в Смолку или в Дубик. Где-то далеко сверкали беззвучные зарницы. Там бушевала гроза.

— А если сюда придет?— спросил Дмитрий, указывая на зарницы.

— Саадак и лук ордынский размокнут, самострел не размокнет,— ответил Боброк.— Не о грозе речь, князь.

— Знаю... Не о грозе небесной, а о грозе земной теперь думы,— ответил князь.— Мы всю жизнь шли к этому часу. Мое место, воевода, в боевом порядке полка левой руки, ибо я сам надел на его витязей венец скорби!

Боброк с сомнением молвил:

— Место князя над войском!

— Славу мы с тобой поделим, воевода! Слава князя идти первым в бой, о том и рядились первые русские люди со своими князьями, на то и ставили их себе на стол, на кормление! Кто забудет о том, что князю в час грозный быть первым в грозе, то не государь, а псарь, а псаря собаки боятся, да не любят! Равная чаша пойдет завтра по кругу, мне равно ее и пить со всеми.

— Многие падут, князь, в полку левой руки. Ударить, а потом бежать, заманивая — большая кровь... У ордынцев быстрые кони.

— Ставлю я, воевода, рядом с тобой брата моего молодшего Владимира, хоть и рвется он в бой, потому как храбр! Паду я, ставь его на великое княжение, при тебе и ему нет супостата!

Шагом подъехали к войску. Вдали над Быстрой Мечей отгремела гроза. Погасли зарницы. Туман густел. За Красным холмом продолжалось движение, не затихло и в тумане.

Над русским войском тишина, изредка нарушали ее вскрики птиц, что испуганно метались в болоте. Ни Орда, ни московское войско не распускали в тумане разъездов. Туман столь густо окутал долину, что в двух шагах ничего не было видно. Рассвет с трудом пробивался сквозь глыбы тумана. Оба войска стояли друг перед другом как слепые.

Княжий Двор медленно двинулся за спину Большого полка. Дмитрий проехал на своем белом коне перед лицом всего войска.