Федор Шахмагонов - Твой час настал!

Ян-Петр Сапега не дожил до столь откровенного отвержения польских находников. Возвращаясь в Москву после очередного грабительского набега на Замосковные города, он забежал в Борисоглебский монастырь и встретился там со старцем Иринархом. Проведал, что сей старец когда-то высказывал сочувствие Марине. Давно то было. На этот раз, на вопрос Сапеги, примут ли московские люди Марину на троне, ответил:

— Приняли бы, когда бы она не повязалась с тушинским Вором, а ныне ей искать на Руси нечего. И тебе, господин, надо бы уйти к себе в Литву. Не ищи здесь себе смертного конца.

Не отвратило Сапегу предупреждение старца от налетов и тайного намерения овладеть царским престолом. Подойдя к Москве, он еще раз попытался по-торговаться с Мариной, но запрос его остался без ответа. От ревнивых дум, как бы вернуть то славное время, когда он стоял у порога царской власти, расхворался. С трудом пробился сквозь казачий заслон в Кремль, и, вскорости умер, как и предостерегал его монастырский старец. Во главе сапежинцев встал пан Будзило. Не желая сидеть взаперти в Кремле, пробился на Суздальскую землю и занялся разбоем.

В Нижнем-Новгороде еще только собиралось ополчение, а уже во всех городах и на дорогах действовали русские ратные люди, а с ними и те, кто допреж оружия в руках не держал.

Пан Будзило двигался со своим воинством к Суздали, до города не дошел. Встретили его на лесной дороге русские ратники. Прозывали их в то время «шишами», за то, что ходили тихо и нападали бесшумно. Будто бы предупреждали друг друга звуком «ш-ш-ши-ши».

Белым днем на лесной дороге, посыпались они с деревьев на сапежинцев. Падали на всадников сверху. Валили лошадей арканами. Обрушивали заранее подпиленные сосны. В открытом поле сапежинцы сумели бы противостоять на-падающим, в лесу каждый куст ощетинивался косами и пиками. Мало кто ушел из сапежинцев. «Шиши» схватили и пана Будзило.

Сапежинец полковник Каминский собрал отряд в пятьсот сабель. С такой силой дерзнул идти на Суздаль, чтобы отомстить за побитых товарищей. Дорога накатана санями, утоптана копытами. Лицом к лицу «шиши» будто бы и не страшны. Впереди шли дозорные, оглядывая макушки деревьев. Вот-вот кончиться лесной дороге. В бору звуки разносисты. Еще и морозец. Огласился лес трехпалым свистом. От свиста приседали кони. Поляки увидели несущиеся на них с пригорка сани без лошадей с пылающими на них кострами. Горящие сани разметали поляков по лесу. Накатили на лыжах «шиши». Польские кони, обезумев от огня и дыма, вваливались в сугробы, беспомощно брахтались в глубоком снегу.

Мало кто спасся. Полковник Каминский бродил по лесу двое суток и вернулся в Москву с отмороженным лицом. И то сочли за чудо. Между тем надвигался голод. Продовольствие, что собрал Сапега, кончалось. Дороги перекрыли «шиши».

Получил должное от «шишей» и гетман Ходкевич. Он рассылал отряды за продовольствием под Ржев и Погорелое Городище. Мало удавалось собрать в разоренном краю. Набрели случайно на село, вдалеке от прямоезжих дорог. И о чудо! Наткнулись на селян, что занимались квашением капусты. Квасили ее с анисом, хранили в бочках. Пока грузили бочки на возы, доставая их из-подо льда в пруду, голодные жолнеры набросились на неожиданное угощение. И здесь накатили «шиши» на лыжах. Без коня, пеши в сугробах, поляк не воин. Мало кто спасся из тех, кто отведал капусты. По стану гетмана разнесся слух, что московиты нарочно устраивают приманки с продовольствием.

Но еще не настал час поворота в сознании польских находников, что московская земля распахнула свои просторы для их могил.

Из Смоленска Ходкевич вывел обоз с продовольствием для кремлевских затворников. Сопровождали обоз пятьсот другун и триста пеших жолнеров. «Шиши» и на них накатили на лыжах. Поднялись из затаек в снегу и разорвали польскую колонну. Отсекли от конвоя обоз. А когда накатили сани с огнем, конвою пришел конец. Сам Ходкевич едва спасся.

Между тем в Нижний стекались из городов люди послужить спасению Московского государства.

Польские вожди были заняты спором с королем о жаловании, выясняли меж собой кому держать московский Кремль, досадовали на «шишей», обвиняя друг друга в лености и трусости. Известия об ополчении в Нижнем их мало беспокоили. Они полагали , что и это ополчение, как и ополчение Ляпунова само рассеется.

Опять приступили к заточенному в подземелье патриарху Гермогену, чтобы он своим голосом запретил бы сбор ополчения. Никто из бояр, даже Федька Андронов, идти к патриарху не решились. Пошел со своими офицерами Гонсевский. Спустились в подземелье. Подстава под свечей стояла на плоском камне. На каменном полу две доски, лежак для патриарха. В келье не каждому стать в рост. Гермоген стоял на коленях перед камнем со свечей и молился. Лишили его и образов и священных книг.