Роберт Юнг - Лучи из пепла.

У Токи-тян возникло то же подозрение. Она была очень обеспокоена и в конце концов вышла из себя.

— Я не знаю, что сказать заказчице. Вообще я не понимаю, на каком я свете. Мне надоело быть у вас кухаркой. Хватит, с меня довольно! Я отправляюсь к своим!

Позже Токиэ объяснила мне, почему она убежала тогда от Итиро.

— Не могла я спокойно смотреть, как Кавамото всегда заступался за этого воришку. Конечно, его великодушие трогало меня. Но я говорила себе: такая доброта мне не под силу.

Когда А. явился домой, Кавамото попытался поговорить с ним. Но не успел он осторожно опросить, не знает ли тот, куда исчез отрез черного бархата, как А. разгорячился и перешел с обычного хиросимского диалекта на тюремный жаргон.

— Вы хотите сказать, что я стибрил ваше барахло? На следующий день Итиро под каким-то предлогом не пошел на работу. Вместо этого он обыскал всю комнату. И что же! Кавамото действительно нашел бархат в сундучке, которым вот уже много лет никто не пользовался. Сундучок этот был единственным достоянием, унаследованным Итиро от его матери. Здесь он хранил сотни писем, полученных от Томиэ.

С сундучком в руках Итиро бросился к дому своей невесты. Толкнув шаткую дверь, он остановился на пороге. Его лицо было искажено гневом; резким тоном, каким он никогда раньше не разговаривал, Итиро крикнул:

— Эй! Где Токи-тян?

Мать Токиэ, ее сестра и друг сестры господин Суги-ура прибежали на крик. Не удостоив их даже взглядом, Кавамото раздвинул дверь в соседнюю комнату. В комнате сидела мертвенно-бледная Токиэ и, не поднимая глаз, шила.

Итиро поставил сундучок на пол, откинул крышку И сказал прерывающимся от ярости голосом:

— Смотри хорошенько. Гляди, что ты наделала. И все из-за того, что не удосужилась поискать как следует. Ты глубоко оскорбила А. Выбила его из колеи как раз сейчас, когда он наконец-то начал выбираться на путь истины. Неужели ты не помнишь, что мы с тобой когда-то решили? Мы хотели тихо, без шума помогать людям, оказывать им маленькие услуги. А ты бросила меня и всех на произвол судьбы.

— Успокойтесь! Успокойтесь! — пытались вмешаться в разговор мать Токиэ и господин Сугиура. — Ошибки случаются с каждым. Вы должны ее простить.

Но Кавамото никак не мог утихомириться. Он вспоминает, что ему вдруг бросился в глаза котел с водой, стоявший в комнате.

«Котел, наполненный почти до краев водой, грелся на очаге. Я выхватил из сундучка охапку писем от Токиэ и начал распутывать бечевки, которыми были перевязаны аккуратно сложенные по датам пачки. Потом я разрывал каждое письмо на мелкие клочки и бросал его в огонь. Только сейчас я увидел, как много писем написала мне Токи-тян. Совершенно убитая, она молча стояла рядом со мной.

— Не хочу их больше хранить! — кричал я. — Не оставлю ни одного-единственного письма!

Минут через двадцать все кончилось. Вода в котле дико забурлила.

— А теперь прощай! — Я покинул дом с пустым сундучком в руках. Уходя, я слышал, как булькала вода в котле…»

На пороге своей комнаты Кавамото остановился: на втором этаже громко кричали. Там жила бездетная супружеская пара. Муж и жена жаловались хозяевам дома на то, что в их отсутствие кто-то взломал замок в их квартире. Таких историй в доме не случалось до той поры, пока там не поселился А.

Так у Кавамото возникло первое подозрение в честности своего питомца. Несколько дней спустя, когда Токиэ пришла к нему извиняться, он сразу же простил ее.

Подозрения Итиро и Токиэ полностью подтвердились. Через некоторое время после того, как они переехали в другой дом, оставив А. свою комнату, выяснилось, что у самых различных людей, которым Кавамото оказывал свои «маленькие услуги», появлялся неизвестный человек и выпрашивал у них деньги и продукты для того якобы, чтобы отнести их «бедному, внезапно захворавшему Кавамото». Из описаний стало совершенно ясно, что неизвестным вымогателем был не кто иной, как А.

Надо признать, что А. получил богатую добычу, так как каждый, к кому он обращался, был рад наконец-то отблагодарить отзывчивого Итиро.

Потерпев неудачу с первым питомцем, Итиро и Токиэ все же решили попытать счастья с другими. Они продолжали брать в свою маленькую квартирку в квартале Сэндамати сирот, с которыми делились всем, что имели. Своим подопечным они предоставляли комнату, устланную циновками, а сами спали в кухне, на голом полу, где дуло из всех щелей. В конце концов у них оказалось так много приемных детей, что Итиро пришлось повесить на входной двери большой почтовый ящик с фамилиями всех своих жильцов.