Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 3

Софрон бросился к народу. Народ застыл в шоке, а потом забунтовал. Это кто же смеет прикасаться железом к святому лику? Кто смеет судить о чуде, сам чуда не удостоившись? Это Никон! И с ним — прихибетный «старец» Арсений, известный еретик, приговореннй ранее к смерти, помилованный, сосланный на Соловки, а теперь — гляди-ка! — допущенный патриархом «править» — понимай «портить» — священные книги! Порченные книги были уже и набраны, а не печатались только из-за чумы среди печатников.

Патриарха в Москве не было, он где-то спасался телесно, и людей это заело. Патриарх должен был ходить по чумным избам, утешать страждущих, спасать их духовно. И, — если свят, — то ничего бы ему от чумы не сделалось.

Наивные наши россияне! Какой это чиновник, хоть и при Боге, будет по вашим гнойным норам пробираться? Когда это было? Когда это будет? Ну, разве, если выборы на носу:

Стал народ требовать, чтоб написали царю, а тот бы указал Никона и Арсения постеречь до суда, а то, как бы колдуны не разбежались. Бояре людей успокаивали, и люди рады были успокоиться, когда бы к вечеру не обнаружилось еще несколько скоблёных икон.

Бояре написали о бунте царице и царевичу, которые спасались вместе с Никоном. Никон от лица царицы грозно указывал смирять и утешать невежественный народ.

Люди стали просить патриарха, чтобы он вернул в столицу попов, а то эти оберегатели душ православных первыми разбежались от чумы по деревням, и церкви стоят без служб, когда особенно хочется молиться. Никон промолчал, — это ж и ему, первому сбежавшему пришлось бы, хоть и последним, а возвращаться.

А чума крепчала. Умерли главные бояре Пронский и Хилков, перемерли все купцы — поставщики двора, стрелецкие полки внутренней службы поредели вшестеро, дворня полегла почти вся, но не покинула барских дворов. В монастырях погибло по 70-80% монахов и монахинь. Зэки проломили стенки тюрем и пошли бесшабашно гулять по опустевшей Москве.

По городам тоже происходило страшное. Доля жертв простиралась от 50% в Твери и Угличе до 85% в Переяславле Рязанском. На селе было полегче.

Как водится, по царским указам, которые сочинял и распространял Никон, простому народу уделялось чисто статистическое внимание, а царской фамилии — персональное. Всех больных или подозрительных изолировали строгим караулом, чтобы подыхали в покое и других не беспокоили. Профилактических распоряжений, известных с декамероновских и шекспировских чумных времен, типа, есть чеснок, мыться чаще, не плевать в общественных местах — Историком не замечено.

И, напротив, себя оберегали тщательно. Вот, царице с Никоном и детьми нужно перебраться с карантинной стоянки в чистом поле под сень Колязина монастыря. И тут становится известно, что намедни дорогу перебежала черная кошка, то есть, через нее перевезли на погребение чумное тело думной дворянки Гавренёвой. Что делать? А вот что. В точке перевоза заразного трупа накладываем на обочины сажен по десяти и более дров и выжигаем всё к чертовой матери до остекленения почвы, велим «уголье и пепел вместе с землею свезть и насыпать новой земли, которую брать издалека». Был бы не сентябрь, так можно было бы на новой земле и цветочки посадить — как в нашем детстве — буквицами «Слава КПСС!». Но не вышло, повалил ранний снег. В Москве так засыпало Кремль, что пройти по двору было нельзя, а разгребать завалы — некому.

Письма к Никону о стихии и чумных волнениях приходили ежедневно. Чтобы не заразиться от грешных курьеров, и, не надеясь на молитву и водяное крапление, святой отец придумал огненный шлюз. Устроен он так. В специальной избе, расположенной на карантинной меже, в противоположных стенах делаются двери. Комната между ними разгорожена жаровнями на козлах. На жаровнях разводится адский : ну, хорошо, — святой огонь. Подозреваемый гонец входит с дороги в чумную дверь, достает письмо и держит его перед собой — лицом к огню. Наш стерильный Писец, близоруко щурясь с другой стороны, вчитывается через огонь в текст и переписывает его на чистый лист. Потом через свою, чистую дверь уносит копию Никону. А гонец — через свою — отправляется кончаться или как Бог даст.

В октябре чума стихла, кое-кто из заразившихся даже стал выздоравливать, видать бацилла потеряла силу. Это вернулся с войны наш царь Алёша. Соответственно и удача поменяла прописку. Армия без царя еще взяла Витебск, но тут же начались неприятности. Русские реквизировали по деревням хлеб на прокорм армии, и запорожцы принялись продотрядовцев убивать. Они наконец-то поняли, что московское подданство — не хрен собачий. Хмельницкий снова что-то бредил в ответ на московские окрики. То он не понимал, как поделить 20 000 царского жалованья на 100 000 войска (да по 20 копеек, Богдан!), и заначивал жалованье у себя. То сообщал, что, благодаря ему, король венгерский и господарь молдавский хотят присоединить свои республики к России, а на деле никто и мыслей таких не держал. Митрополит киевский предательски писал королю Яну Казимиру, что с Москвой ему худо, и просился назад.