Сергей Кравченко: Кривая империя. Книга 4

Екатерина распорядилась своим багажом утилитарно. Она выдала не пудовую гирю о войне, мире и танцах-шманцах, а «Наказ» своим беспутным подданным. «Наказ» содержал такие диковины, как презумпция невиновности, рассуждения о недопустимости смертной казни и пыток, понятия неприкосновенности частной собственности, в том числе — на землю, подходы к освобождению крепостных, мысли о праве рабов на смену хозяев или на самовыкуп. Крамола вызвала много шуму, брожения в просвещенных умах, охов, ахов и недоумений. Сокращенный из предосторожности текст «Наказа» был напечатан у нас 30 июля 1767 года, но и в журнальном варианте сохранял столько разных эгалите и фратерните, что перевод его на французский язык был срублен-таки парижским цензором. Браво, Катя! Умыла версальских гуляк! В дидро их и в ведро!

Но «Наказ» — не просто литература из куража. В день его публикации в Москве приступила к работе «Комиссия для подготовки «Уложения», документа, продолжающего дело «Русской правды» и указов Петра Великого. И «Наказ» неизбежно становился его основой. В 10 часов утра 31 июля 1767 года в Грановитой палате Кремля засело 428 человек. С председательствующим генерал-прокурором и приехавшей вскоре Императрицей набралось 430 — почти состав нынешней Госдумы. Сначала тайным голосованием избрали кандидатов на должность маршала — председателя съезда. Наивысший балл набрали два Орловых, Чернышев, Бибиков, еще один Орлов, Волконский и Панин. После нескольких самоотводов кандидатуры Орлова, Чернышева и Бибикова поступили к Екатерине на выбор. Она и тут блестнула вольностью. Маршалом стал костромской депутат Бибиков.

Начались заседания. Сначала читали «Наказ». Депутаты сморкались от умиления в предчувствии всенародного процветания. А когда под грановитыми сводами грянула кода: «Боже, сохрани, чтоб после окончания сего законодательства был какой народ больше справедлив и, следовательно, более процветающ. Намерение законов наших было бы не исполнено: несчастие, до которого я дожить не желаю», — рыдание охватило всех...

Однако, благость намерений как-то кривовато выворачивалась у наших «законодателей». Вы думаете они бросились выковывать из «Наказа» Российскую Конституцию? Черта с два! 9 августа повестку дня откуда ни возьмись заслонил вопрос: «Что сделать для государыни, благодеющей своим подданным и служащей примером всем монархам? Чем изъявить, сколь много ей обязаны все счастливые народы, ею управляемые?». Долго думали, обсуждали, наконец решили поднести Екатерине титул «Премудрой и великой матери отечества». Екатерина едва отбоярилась от матерного титула, разобрав его по частям морфологически и семантически.

Наконец, работа устаканилась, пошли длинные рассуждения о вселенском значении России, тяжкой дворянской доле, сословиях и чинах, девственной непорочности церкви. Много цокали языками о воровстве, казачестве, чиновных безобразиях. В подтверждение пристального внимания к делам народным силовики затребовали из провинций горячие факты на злобу дня. Так, благодаря съезду, на свет божий всплыло эпохальное дело Салтычихи...

Дарья Николаевна Салтыкова (Солтыкова) овдовела в 25 лет...

Не пробовали? — очень пробирает!..

Под рукой у озабоченной девушки оказалась целая толпа крепостных да дворовых. Возможно, были там и ходкие мужики, но по холопской своей нерешительности и недогадливости не дерзнули они осветить хозяйке истиный путь из тупика. Дама впала в садистский экстаз. Она собственноручно порола слуг и служанок, прижигала им уши раскаленными щипцами, обливала кипятком. Она истощала свои силы, но ничего не помогало. Челядинцы по-прежнему скользили мимо фавнами и нимфами. Стали пороть фавнов специальной карательной командой, но вместо облегчения по мере развития экзекуции барыне становилось хуже, она доходила до бешенства, кричала: «Бейте до смерти — я в ответе!».

Народ недоуменно жаловался, — жалобы возвращались к Дарье. Наконец, когда количество мертвых душ перевалило за сто, очередной плач попал-таки в столичные канцелярии.

Мужчины в виц-мундирах тоже не врубились в суть физического процесса и рекомендовали для выяснения Дашу пытать. Екатерина была против пыток и порешила приставить к истеричке правильного попа — для увещевания и дознания о грехе. А потом уж и пытать. Поп телесных проблем не осилил, а по духовной линии Дарья держалась насмерть.

Подняли все ее дела. Набрали 75 смертельных эпизодов — на 23 больше, чем у нашего Чикатило. Следствие доказало 38, сколько-то отбросили, а 26 остались «под подозрением».