Абель Поссе - Райские псы

Дерзость ландскнехта перешла все границы, Буиль не раз видел, как в Испании за гораздо меньшие прегрешения людей отправляли на костер. Он поспешил перебить Сведенборга:

— Вы разве и вправду не видите, что здесь творится? Они предаются содомскому греху — без всякого стыда, прямо под пальмами изображают гнусное животное о четырех ногах и двух головах. Мои информаторы были свидетелями этому. И не раз. А два наглеца проделывали свои ректальные трюки на глазах у меня, служителя Божия! А карибы? Кровавые изверги! Высаживаются ночами на берег, дабы убивать и пожирать таинов. И вы говорите об ангелах?

На что Сведенборг возразил все так же невозмутимо, взирая на падре Буиля с высот вольнодумного богословия:

— Меня удивляет, как может столь многоопытный прелат упускать из виду рассказанное Енохом, Каиновым сыном, которому первому из смертных было дозволено на короткий срок — но in corporis [71] Во плоти ( лат. ). — вернуться в Эдем, откуда был изгнан дед его. Думаю, Творец дал на то позволение, дабы сумел он забрать оттуда какую-то важную семейную реликвию… Так вот, Енох убедился: ангелы райские, имея под боком дщерей Адама, — вечно эти женщины! — впали в грех неукротимого любострастия. И пресыщение женским телом, как часто бывает (вспомним, к примеру, сутенеров), толкнуло их к гомосексуализму и бестиализму. Трудно поверить, но происходило это почти у подножия Древа Жизни! Слова же Еноха записаны в Библии. Смею напомнить сие, падре, дабы не были вы поспешны в суждениях. Содомиты, коих вы и ваши информанты здесь встречали, просто-напросто потомки особого рода падших ангелов, которые, получив в полную власть свою женщину и пресытившись ею, стали отыскивать женщину под кожей братьев по полу. Разве забыли вы, падре, что случилось на наших судах, когда подула тракончана?

Еще вы упомянули каннибалов, что холостят, откармливают и затем пожирают таинов. Здесь объяснение простое: жаждут они таким способом перенять их красоту и привлекательность. Да, правда, они предпочитают детородные органы, жарят их и едят с наслаждением — ибо видят в них причину совершенства. А разве католики не вкушают тело Христово под видом облатки, дабы иметь его внутри себя, ближе к сердцу? Разве не встречали мы католиков, жадных до сего лакомства?

И еще. Имеется здесь множество змей. Вон матросы гоняются за ними без устали… Но без змей не бывает Сада Божия! Как, впрочем, без каннибалов и содомитов…

Но тут спор, принявший опасное направление, пришлось прекратить. Адмирал наконец с трудом поднялся на ноги и взглянул в сторону берега. Затем обратился к Буилю (который чувствовал себя прескверно, но в присутствии официального представителя императорской власти не решался высказать все, что накипело у него на душе):

— Падре, пусть люди плодятся и размножаются. Но пусть избегают при этом постыдного наслаждения… и фокусов! Нет в них отныне нужды. Похоть — спасение для неудачников, награда за потерянные иллюзии. Да-да, пусть плодятся и размножаются! Нелишним было бы также, падре, напомнить им, что Господь повелевал питаться фруктами. Фрукты очищают кровь, а мясо лишь заглушает голод. Напомните им слова Господа нашего: Бытие, 2,16 [72] «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть…» .

Затем, видно уже оторвавшись духом от земных забот (словно старый отшельник), он направил свои стопы туда, где в зелени деревьев виднелись хижины, крытые пальмовыми листьями.

Лас Касас и Буиль взглянули в глаза друг другу и поняли один другого без слов. С сего момента пути их расходятся, это было ясно. Не могли они предположить лишь того, что событие сие будет иметь важнейшие последствия для истории всей католической церкви. (Колумб взял на себя роль наместника Бога на земле и тем самым посягал на исконные права церкви. Буиль не мог с этим примириться.)

Итак, два священника успели лишь обменяться взглядами. Колумб приказал окружающим:

— А теперь — раздеваться! Всем раздеваться! Как жалко выглядят наши одежды в Саде Иеговы! К чему здесь лишнее напоминание о первородном грехе, за который Творец покарал нас стыдливостью? Долой одежды! И пусть приказ выполняют все: от капитана до последнего юнги! Отныне снято с нас бремя греховности! Снимем же с себя и эти тряпки!

Лас Касас покорно, но со смертной мукой на лице стянул сутану и обнажил неприглядную (церковную!) бледность тела. На нем оставались лишь широкие кальсоны из красного муслина — те, что подарены были провинциальными тетушками как намек на ожидающий его епископский сан.