Абель Поссе - Райские псы

Историки не могут прийти к единому мнению: убил он ее по приезде в Лиссабон (точнее, лишил жизни) или, проявив определенное великодушие (как могла она дальше сносить позор и продолжать жить с человеком, повесившим ее в рамке над буфетом?), продал мавританским торговцам белыми женщинами, а те перепродали за хорошую цену на рынке в Касабланке.

Этого никто никогда не узнает. Точно установлено следующее: могила Фелипы, для которой с самого рождения было приготовлено место в семейном склепе на самом шикарном кладбище Лиссабона, обнаружена не была.

Именно в те времена Христофор вместе с маленьким Диего спешно и тайно двинулся в Андалусию — бросив все имущество, почти без денег — и укрылся в монастыре Ла-Рабида, что находился немного дальше Пунта-Умбриа.

И пока падре Торрес, успокоенный присутствием ребенка, доставал большой ключ, Диего спросил:

— Папа, а где наша мамочка?

Колумб почувствовал, как судорогой сжало ему горло. Он отвернулся, сделав вид, что справляет нужду, и не показал сыну слез. Когда кто-то умирает — по нашей вине или нет, — горе ощущаем мы, остающиеся, мы страдаем от утраты, на нас обрушивается пустота. А умерший, как нам кажется, обретает свободу. И мучает нас пустота, которую он нам оставляет. (Поэтому-то мудрые китайцы радуются и смеются, видя перед собой смерть. Они думают о покойном, а не о себе.).

Каонабо, Анакаона, Сибоней, за ними Бельбор, Гуайронекс, касик Кубайс. Нежная и кокетливая Бимбу. Все они стоят на береговом холме и смотрят на юношей, на посвященных, что отбывают в Мир Без Берегов. Они испили положенные настои, и некоторые уже начали раскачиваться, словно готовые взлететь бакланы. Радужная оболочка их глаз меняла цвет. Сине-зеленый взгляд — странный взгляд, обращенный куда-то далеко, за пределы реального!

Некоторые растягивались на песке и принимались выть. То был первый, целительный ужас. Ужас человека, который понимает — он растворяется в Пространстве, и пытается ухватиться за «реальность». Кто-то цепляется за траву или за пальмовый корень, но все бесполезно: ураганный ветер (правда, ни один/пальмовый лист при этом не шелохнулся) подхватывает их. Они растворялись, потому и выли. Переступали порог Дома Не-Бытия, о котором не должно забывать во время краткого пребывания в Бытии. Ведь хотя и Бытие и He-Бытие суть все то же Бытие, человек, от природы наделенный болезненным разумом, неизбежно начинает тщеславиться своей эфемерной телесностью. Для него она, конечно, важна. А на деле? Нечто преходящее, весьма незначительное.

— Бедные юноши, — заметила прекрасная принцесса Анакаона. — Они так страдают.

Текутли из Тлателолько, редкий гость на островах, также наблюдал, как большая группа юношей, целое поколение, улетали к Тотальному.

Он прибыл, дабы предложить беспечным островитянам покровительство Ацтекской Конфедерации. Они страдали от излишнего религиозного рвения (об этом надо сказать прямо) карибских каннибалов. Те были теофагами и считали, что можно съесть бога, красоту, отвагу. Считали, что, выбирая для трапез самых красивых таинов, можно расстаться со столь характерными для их народа неприглядностью и свирепостью.

Великий таинский вождь Гуайронекс, видно, рад был вспомнить свое посвящение. Он прыгнул на песок и сделал несколько танцевальных па среди погруженных в транс.

Зазвучали тамбурины. Звонко запели большие раковины.

Теплый вечер в Гуанаани. 12 октября 1491 года (а для людей с Багамских островов, по их магическому календарю, то был год 16-Звезда).

Путешествие к Тотальному. Они отправлялись туда, чтобы не дать засосать себя трясине привычного и повседневного. Чтобы расширить границы пространства и времени. Со стенаниями, охваченные ужасом, растворялась юноши в первозданном Пространстве. Падали из человеческого времени в Вечность. Прикасались к Великому…

Лишь через три дня начиналось возвращение.

Девушки, послушные воле Сибоней и Анакаоны, под монотонные ритмы тамбуринов танцевали пленительные арейто. Прикрытые лишь ритуальными юбочками, прозрачными кусочками ткани, они очаровывали зрителей тенями своих Venusber [33] Венерин холм ( нем. ). .

То был самый чистый зов плоти. Он помогал дерзким юношам найти дорогу назад. Вновь учиться ходить и смотреть. Они узнавали родные лица, предметы. Делали последний круг над землей и опускались на берег.

Некоторые сразу пытались войти в круг танцующих. А девушки брали их за руки и уводили в дюны. Женщина — гавань, лучше которой ничего не придумать.