Лев Жданов: Былые дни Сибири

— Хе-хе… Шутник ты, государь… государь мой, господин капитан… Хе-хе… куры не клюют, а мошну проклевали… Все и выкатилось… Хе-хе!.. В чужих карманах считать легко, конечно!.. Все больше завистники благовестят про клады про мои, про казну несметную… А что и есть, все в делах тоже, в обороте, как и у тебя, государь мой!.. Это — одно. Другое: стар я в губернаторы да в воеводы садиться. Покой мне надобен. Не слуга уж я тебе! Уволь уж… Силы все покойному батюшке твоему, царю-государю Алексею свет Михалычу, и брату ж твоему, и тебе же, государь… мой, все мною отдано, что было дорого… Али и последнее отнять поизводишь? — подчеркнул старик, намекая на то, о чем все говорили не стесняясь, то есть на близость молодой красавицы графини с «капитаном».

Недавняя бурная вспышка, очевидно, истощила энергию гиганта, и он только легкой, сожалительной улыбкой ответил на намек старика, затем, словно не заметив ничего, продолжал:

— Ну, как знаешь… А дело выгодное…

— Еще ли не выгодное!.. — вмешался в разговор князь Матвей Петрович Гагарин, вместе с Виниусом подсевший поближе, как только речь зашла о Сибири. — Я край знаю… И Андрей Андреевич знает тако же… — указывая на Виниуса, мягко, плавно заговорил князь, искательно поглядывая на «капитана». — Золотое дно — Сибирь! — не мимо молвится. Слышь — два ста тысяч за нее да с нее оброку тобой, капитан, положено?

— Двести двадцать и две ровнехонько! — поправил Петр.

— Ха!.. Сущая плевая безделица!.. Втрое взять можно, людей тамошних нимало не обременяя. Мне доподлинно дела сибирские известны и каковы сибиряки в достатках своих. Не один десяток лет и на воеводстве, и в Приказе Сибирском сижу. С шестьсот девяносто третьего, когда в Нерчинск послан был, по сие время — осемнадесять лет протекло, почитай… Зря не скажу, капитан.

— А почему же ясачный сбор так умалился в краю? Половины недобирает Сибирский Приказ, чего ранее имел. Что за причина?

— Воруют очень, дело простое, капитан. И главные начальники, и меньшие, до прикащиков и служивых людей доходя. Все обирают оброчных кочевников. Те и разбегаются, и бунтуют. Все от воровства… Да беда еще невелика. Поисправить порядки… а лучше скажу: беспорядки повывесть, служилый люд подтянуть… Ковшом тогда золото греби. По курганам, по могильникам клады Кучума поискать да найти — и того хватит на десятки лет: не 200 тыщ — втрое даст Сибирь-матушка!

— Шестьсот тысяч, значит?.. Ну, это уж и много сразу. Край новый, как конь необъезженный. Тамошний народ крови немало своей проливает, за нас с язычниками, с дикарями неверными и немирными бьется, Руси дорогу на простор, к морю-океану, к Востоку богатому проторяет… Пусть и живут полегче покудова там мои сибирские ратники. А вот если ты так ручаешься… Не хочешь ли: вноси тысяч сотни четыре в год — и бери ее всю на исправление, садись там в Тобольске губернатором… Первым!.. Князеньку Михалку Черкасского не можно никак в счет вставить. Бабник и бражник, а не краю начальник был… Я еще с ним сведу счеты… Пусть с дороги отдышется!.. Да и достальные все по России не лучше… Веришь ли, Петрович, — одно горе мне с ними? Доныне, Бог ведает, в какой печали пребываю, ибо губернаторы мои, господа, — зело раку последуют в происхождении своих дел. Задом наперед тянутся. Говорил, писал им всем немало. Пожду еще. Потом буду не словом, а руками с оными поступать. Ты вот не такой. Ты делец. Я тебя знаю. Бери!.. Что же, идет? По рукам?..

И широкая, рабочая рука «капитана» протянулась к Гагарину. Тот, словно не решаясь, подал свою пухлую, жирную, небольшую руку с холеными пальцами, с обточенными, хотя и не совсем чистыми ногтями и сказал:

— Больно скоро ты меня на слове поймал, капитан… И взяться боязно… Да и отказ дать неохота… А много ли в зачет первого году у меня сейчас потребуешь?..

— Много — не много… В Польшу, брату нашему, крулю Августу досылать надо… Да войскам, что на севере… Да полкам, что на юге… Милорадовичу графу который поехал за Балканы, братцев славянских наших на османов подымать. Да… Э, и перебирать — так досада… Сколько отсыплешь от бедности своей? Сам назначь.

— Сотни две тысяч наскребу, ежели сроку месяц-другой от государя и капитана моего получу.

— Да что ты?.. Это можно… Это я спасибо еще скажу… Молодец, Петрович! Хоть и ославили тебя Добычником, а душа в тебе прямая, русская!. — обрадованный, похвалил Гагарина Петр.

— Как не быть душе? Чай, как-никак, — Рюрикович я, капитан, а не из проходимцев каких али из иноземщины новой, наносной… — с достоинством ответил Гагарин.