Николай Задорнов - Война за океан. Том второй

Поэтому Удога немного сумрачен, хотя и очень рад, что на нем форма.

«На Хунгари, наверно, Муравьев поставит пост», – думает он.

– Алешка, – обратился гольд к Бердышову, – а ты помнишь, как на Мылке заезжал к купцу? Тот купец теперь еще жив.

Сычевский услыхал, о чем говорит гольд с казаком.

– Откуда ты его знаешь? – строго спросил он, внезапно подходя.

– Встречались, ваше высокоблагородие, – ответил Бердышов и, подумав, добавил нехотя: – Я еще его отца знал.

Казаки стыдились того, что бывали здесь, и скрывали это. Они привыкли, что за это преследуют и наказывают.

…На берегу видно стойбище. Суда проходят вблизи. Но и тут никто не разбегается. Подъезжают туземцы на лодках. Привозят рыбу, икру в туесах, ягоду и передают на баркас. За это их приходится одаривать материей, крупой и разными железными вещами.

«Мы вступаем в край, как бы принадлежащий России, – думает Муравьев. – Значит, близко озеро Кизи».

– Близко ли озеро Кизи? – спросил он у гольда.

– Да, близко! – ответил Удога.

– Сколько ж?

– Десять дней плыть.

– Не может быть!

– Так! – сказал Удога.

На этот раз гольду никто не хотел верить. Он, видимо, предполагал, что тяжелые баржи идут очень медленно, или не понял вопроса.

Алексей, видя, как господа волнуются и как им скорей хочется в Кизи, решил их успокоить.

– У них, однако, что ни озеро, то Кизи, – сказал он, кивая на гольда. – Так что толком у них не узнаешь.

…А вода все прибывала, она уже затопила острова, залилась в луга, и Амур разлился сплошным морем до очень далеких гор. И волны плещут в зеленой траве, и кажется, что это не Амур, а само море. Конечно, тут уж где-то близко и устье, чувствуется по могуществу реки, по расступающимся берегам, по силе течения.

Петр Васильевич Казакевич помещался на отдельной барже. При нем походная канцелярия. Здесь главный штаб управления сплавом. Начальники всех воинских частей обязаны представлять сюда рапорт о каждом происшедшем случае. Если никаких случаев не произошло, рапорт также должен быть представлен о том, что ничего не случилось. Поэтому утром, перед отвалом, а иногда после того как караван уже пошел, офицеры то и дело подъезжают на лодках к барже, поднимаются по трапику в канцелярию Петра Васильевича, рапортуют и получают распоряжения. Здесь же происходят совещания, тут же Петр Васильевич устраивает «распеканции».

Каждую ночь сплав стоит на якорях. Каждый вечер выясняется, что штормы и мели нанесли ущерб судам. Заболевают люди. Происходят встречи с местным населением. Суда требуют ремонта, скот и лошади – фуража, люди – продовольствия. По всем статьям походной жизни есть соответствующие начальники. Если вопросы сложны, они являются к Петру Васильевичу.

Караван судов – это плывущий город, вернее целые улицы двигающихся по воде учреждений и казарм. Служба на них идет как следует, происходят наказания, раздаются награды, похвалы, отдаются распоряжения.

Самого Муравьева зря не беспокоят. Но у губернатора есть приемные часы. Это те же утренние часы, что и в Иркутске. Для решения важных дел Казакевич отправляется к самому губернатору. Если происходит какое-нибудь недоразумение или спор между военными чиновниками и Казакевич не в силах его разрешить или бывает событие мелкое, но приятное для генерала, то заинтересованным лицам разрешается явиться к генералу. Считается, что Муравьев очень доступен, прост, обходителен, что он настоящий демократ. Но не каждый получает сюда доступ, особенно после Айгуна, где все важнейшие дипломатические вопросы генерал разрешил с таким блеском.

Если предстоит важное событие, как, например, встреча с маньчжурскими чиновниками, весь штаб приглашается к губернатору, и он идет на своей барже или на катере, окруженный свитой в мундирах и эполетах.

Сегодня утром опять был Мровинский с исправленными планами крепостей Камчатки.

– Да, я был там, и, по-моему, надо так! – говорил генерал.

– Так я и сделал, – отвечал инженер.

С Мровинским толстый, низкого роста капитан Арбузов. Уехали будущие камчадалы, и явился с очередным докладом Казакевич.

– Сорок пятая баржа потерпела крушение, – доложил он губернатору. – Мы вынуждены оставить ее на починку. Она отстанет.