Артур Конан Дойл: Корреспондент газеты

«Мерривезер обезглавлен дервишами. Возвращался, застрелен, изуродован. Коммуникационная линия прервана».

— Вы думаете, он был обезглавлен?

— Разумеется. Если убит, так и обезглавлен.

— Послушайте, Мортимер, ведь одни дервиши гнались за ним, а другие подстерегли его в ложбине? Стало быть, у них несколько маленьких партий.

— По всей вероятности, так.

— А почему вы написали, что он изувечен?

— Мне не впервой воевать с арабами; они всегда уродуют трупы.

— Но куда вы собираетесь, Мортимер?

— В Саррас.

— И я с вами! — воскликнул Скотт.

Анерлей в каком-то остолбенении наблюдал за товарищами. Ликуя по случаю важных новостей, эти люди, по-видимому, совершенно забывали о собственном положении. И они сами, и их лагерь, и их слуги находились в пасти льва.

Пока корреспонденты разговаривали, в воздухе раздались жесткие, невыносимые звуки:

«Ра-та-та-та-та!»

И пули засвистали над их головами, сбивая листву с пальм.

Испуганные слуги — их было шесть человек — забегали взад и вперед.

Команду принял на себя хладнокровный Мортимер. Скотт был слишком горяч для всего этого. Его кровь вся кипела, в предвкушении важных событий, которые можно протелеграфировать. Холодный, суровый Мортимер скоро образумил перепуганных слуг.

— Шали хенна! Эгри! — кричал он. — Коего черта вы испугались?

Поставьте вперед верблюдов! Так. Под ноги к ним поставьте ящики и чемоданы. Киэс! Или вы не слыхали никогда свиста пуль? Ослов ставьте вот сюда! Пони отведите назад. Не нужно, чтобы в них попали пули. Ну, эти арабы стреляют еще хуже, чем в 1885 году.

— Однако вот этот выстрел удачен, — произнес Скотт. Совсем близко раздалось шлепанье, точно в воду упал камень.

— В кого попала пуля?

— А вон в того черного верблюда, который жует жвачку. Пока Скотт говорил, животное, продолжая жевать, положило шею на песок и закрыло свои большие черные глаза.

— Этот выстрел стоит мне пятнадцать фунтов, — скорбно сказал Мортимер. — А как вы думаете, сколько их тут против нас?

— Мне кажется — четверо.

— Да, стреляют две безингеровские винтовки. Но здесь могут быть и копьеносцы.

— Не думаю. Это просто маленькая партия стрелков. Кстати, Анерлей, вы никогда еще не были под огнем?

— Никогда, — ответил молодой журналист, чувствовавший страшный нервный подъем.

— Любовь, бедность и война — вот три вещи, которые должен испытать всякий, кто желает жить полной жизнью. Подайте-ка мне эти патроны. И заметьте, Анерлей, боевое крещение, получаемое вами, очень снисходительно. Сидя за этими верблюдами, вы находитесь в такой же безопасности, как если бы вы сидели в курилке литературного клуба.

— Да, здесь безопасно, но не комфортабельно, — произнес Скотт. — Теперь бы хорошо выпить виски с сельтерской водой. Но, право, Мортимер, нам везет. Подумайте, что скажет генерал, когда он узнает, что первое сражение выдержал отряд прессы. Подумайте-ка о представителе «Рейтера»! Он-то торопился в авангард!

— И пенсовые джентльмены тоже останутся с носом. Как на потеху, они безнадежно опоздали.

— Ей Богу, эта пуля, кажется, убила кусавшего меня москита!

— Один из ослов тоже убит.

— Ну, уж это совсем скверно! Как мы теперь повезем наш багаж в Хартум?

— Не огорчайтесь, мой милый. Вы разве забыли, какие великолепные телеграммы мы пошлем в газеты? Я точно вижу напечатанные жирным шрифтом заголовки! «Нападение на коммуникационную линию. Убийство британского инженера. Нападение на представителей прессы». Разве это не хорошо?

— А вот интересно, какой будет следующий заголовок, — произнес Анерлей.

— «Поранение нашего собственного корреспондента!» — воскликнул Скотт, падая на спину.

Но он сейчас же собрался с силами, встал и произнес:

— Пустяки, они меня только слегка щелкнули по колену. Однако становится жарковато, и я теперь, пожалуй, признаюсь, что в литературном клубе в настоящую минуту лучше, чем здесь.

— У меня есть пластырь, если хотите.

— Пластырь потом, а теперь нам предстоит маленькое удовольствие: они нас, наверное, атакуют.

— И то: они приближаются.

— У меня превосходный револьвер, но, к сожалению, он очень сильно отдает. Если мне нужно исправить пищеварение какому-нибудь человеку, я всегда целю в ноги… Боже мой! Они погубили наш котел!

И действительно. Раздался звук, похожий на сильный удар гонга. Ремингтоновская пуля пробила котел, в котором кипела вода, и над костром поднялся громадный клуб пара. Из-за скал раздались дикие ликующие крики арабов.