Луи Бриньон - Кес Арут

В ответ на эти слова Мириам плюнула ему в лицо.

— Хорошо! — Шукри бей прижал головешку к щеке Мириам. Сразу запахло горелым мясом. Он прижимал горячую головешку несколько секунд, а затем убрал её и снова спросил:

— Не передумала?

В ответ Мириам опять плюнула ему в лицо.

— Ах ты, нечестивая тварь! — Шукри бей разъярился и снова прижал головешку к тому же месту.

— Кричи, умоляй,…умоляй, тварь!

Мириам закусила губу так сильно, что из-под уголков показалась кровь. Но она не издала ни звука. Даже стонов не было. Такое поведение вконец разозлило Шукри бея. Он приложил головешку к другой щеке и, вжимая в лицо, вертел ею. Затем к шее. Под конец он взял руку Мириам, сунул в неё головешку и сжал её, ожидая, что теперь-то она наверняка закричит от боли. Ни звука в ответ. Ни слёз. Лицо было изуродовано и, несомненно, она чувствовала страшные боли, но в глазах Мириам светилась только ненависть и презрение.

Шукри бей отстранился и со злобой посмотрел на Мириам.

— Я и не таких ломал … Армянская честь, говоришь? Ну что ж, посмотрим, чего она стоит в твоих глазах. Приведите детей этой женщины…

Услышав эти слова, Мириам вздрогнула и рванулась вперёд. Шукри бей заметил её порыв и злорадно засмеялся. Через несколько минут чётники притащили четырёхлетнего Ваана и трёхлетнюю Наринэ. Малютку Сирануш успела спрятать под себя мать Мириам. Ни Констандян, ни братья Мириам, даже не попытались помешать, когда чётники забирали детей. Один из чётников остался и, взяв за волосы Констандяна, приподнял его голову.

— А ну рассказывай, кто муж твоей дочери…

Обоих поставили на колени, слева от матери, которую по-прежнему держали двое чётников. Дети ничего не понимали. Они только с надеждой смотрели на мать, которая должна избавить их от этих злых дядей.

Шукри бей вытащил револьвер из кобуры и взвёл курок. Затем он приставил револьвер к голове ребёнка и обратился к Мириам.

— Армянская честь, говоришь? Отдай её мне и твой ребёнок останется жить.

Мириам с невыразимой тоской посмотрела на сына, а затем подняла лицо к Шукри бею и…снова плюнула ему в лицо. Никто вокруг не верил своим глазам. Она отказывалась спасти своего ребёнка. Турки буквально опешили. Происходило нечто не поддающееся даже их воображению.

— Ты думаешь, я просто пугаю тебя…да?

Шукри бей нажал на курок. Прогремел, отзываясь эхом, выстрел. Мёртвый мальчик упал на землю. Из глаз Мириам рвались слёзы, но она нечеловеческими усилиями подавляла их.

Никто не видел, как недалеко от места, где разыгрывалась трагедия, остановилась коляска. Из коляски выскочили два человека. Один пожилой, другой молодой. Оба махали руками Шукри бею и кричали одно слово:

— Нет!

Не обращая на них никакого внимания, Шукри бей приставил револьвер к голове девочки.

— Сына ты убила. А дочь спасти не хочешь?

Мириам чуть помедлила… и снова плюнула ему в лицо.

— Так получай, собака… — снова раздался выстрел. Он совпал с двумя яростными криками. Двое из коляски подбежали к месту трагедии и рухнули на колени перед мёртвыми телами детей.

Шукри бей посмотрел на окаменевшую Мириам.

— А ты живи,…живи и помни, что могла спасти своих детей, а эти… — он направил дуло револьвера на одного из двух мужчин оплакивающих детей.

— Ты что? — один из жандармов схватил его за руку. — Это почтенный имам Мусават Али. А рядом его сын. Их нельзя трогать!

— А что же он…этих нечестивых собак оплакивают? — Шукри бей со злобой смотрел некоторое время на отца и сына, а потом махнул рукой чётникам, державшим Мириам.

— Отпустите её и… и выбросьте это в реку, — он указал на тела детей.

Чётники схватили тела и понесли к реке.

— Нет! — закричал, вне себя от горя, Мусават Али. — Нет…это мои внуки…оставьте их…

Но его никто не слушал. Тела детей выбросили в реку. Течение сразу же подхватило и понесло их.

Сразу после этого людей начали поднимать с земли. Обнажённых девушек, стегая кнутами, чётники погнали вперёд.

Мириам, шатаясь, дошла до повозки. Там она без единого слова забрала ребёнка у матери.

— Мириам… — отец дотронулся до её руки.

Мириам оторвала его руку от своей.

— Мерзко рядом с вами, — выдавила она из себя, — я одна пойду…

Мириам прижала к себе ребёнка и в это время к ней подошли Мусават Али с сыном Ахмедом. У Мусавата Али стояли слёзы в глазах. Он нежно погладил Мириам по голове и прошептал:

— Прости меня, дочка!

После этого Мусават Али начал развязывать свой тюрбан, поступок неслыханный для имама. Развязывая тюрбан, Мусават Али медленно побрёл к воде. Не останавливаясь, он вошёл в реку.