А потом дверь открылась, пахнуло ладаном и, не спеша, помахивая букетиком цветов и колосьев, вошел ОН.
На этот раз ОН показался Саду значительно выше ростом, чем при жизни. Но не это поразило маркиза. На лице вошедшего застыла добрая, почти детская полуулыбка. На этом всегда сухом, почти картонном от пудры и притираний, лице улыбка казалась нарисованной. А в остальном ОН ничем не изменился: все тот же небесно-голубой фрак, те же золотые панталоны, начищенные башмаки с пряжками, тот же белый напудренный парик.
И тут почему-то заледенение отпустило маркиза. Приподнявшись на руке со своего ложа, он почти приветливо кивнул вошедшему и довольно бодро проговорил:
– Доброй ночи, сир…
На ваше величество вошедший лишь поморщился, но застывшая улыбка на его лице не дрогнула. Сад поправился:
– Салют и братство, гражданин…
Темно-зеленые, почти как у слепого, очки вошедшего, из-за которых было невозможно рассмотреть глаза, глядели куда-то поверх лежащего. «Кажется, обращаются к ним три раза…» – мелькнуло в голове маркиза, и он, наконец-то, с облегчением нашелся:
– Попрошу вас к моему столу, месье де Робеспьер…
Бывший аррасский адвокат ловко повернулся и, усевшись на трехногий стул у узкого стола, небрежно закинул ногу на ногу и, помахивая зажатым в левой руке букетом, словно веером, с сухой насмешкой бросил:
– Гражданин Сад, тебе не кажется, что пришла пора платить по счетам?
Несмотря на всю необычность ситуации и странную особу посетившего его гостя, Сад не удержался от сарказма:
– По какому, гражданин Робеспьер? Не по тому, что небо предоставило мне отсрочку на столько лет жизни, когда все другие страшные грешники погибли? Впрочем, каюсь, – не все, – некоторые процветают. Значит, мне надо было дать отрубить себе голову? От такого революционера, как великий гражданин Робеспьер, я ждал более честного ответа. Да ведь я со своими нарисованными развратниками и развратницами – просто ангел по сравнению с твоими вполне реальными якобинцами, их «менадами» и «вязальщицами» [52]!Единственно, что могу признать, так это то, что в первоначальной цели мы с тобой, гражданин, были едины. Мы оба стремились к уничтожению Старого мира, и наше общее Божество было одно – Природа. Разными были лишь наши средства…
– Мы никогда не были с тобой едины, гражданин маркиз. Вы, вельможи и князья, привилегированные Старого мира, служили только собственному услаждению. Ваш Бог – это Бог Зла. Угнетая тело народа, вы хотели поработить и его душу. Ибо через ваших развратных философов-энциклопедистов пытались привить народу чудовищный атеизм, который, отрицая Бога Вселенной, убивал Бога в душе.
– И это говорит тот, кто казнил самого наместника Бога на Земле – царственного Людовика Желанного? Ведь если даже нелюбимые нами обоими энциклопедисты, став атеистами, убили Бога, так сказать, мистическим путем, то ты, гражданин Робеспьер, со своими друзьями довершил то, что начали они, – убил его наместника самым натуральным, можно сказать, даже «природным» способом… И этот не менее мистический акт убийства короля как божьего наместника уже окончательно убил Бога в душе у твоего любимого народа… – маркиз почти злорадствовал, но его собеседник нисколько не смутился и с ноткой презрения в голосе ответил:
– Гражданин Сад, я отвечу тебе так: гражданин Робеспьер всегда следовал общему благу, заключавшемуся в уподоблении Природе-Матери как воплощенной добродетели. Мне нет дела до вашего Бога. Мой бог – Верховное существо, разлитое в окружающем нас Сущем.
– Даже женская добродетель стоит больше добродетели богоубийц! Какая Природа-Мать? Природа – Мачеха! И при этом кто тогда Отец Нации – король? Так что незачем оправдывать себя, гражданин Робеспьер! Весь старый порядок был основан на Боге и, чтобы совершить Революцию, нужен был человек, способный и на цареубийство, и на богоубийство! Только при помощи преступлений можно было низвергнуть Старый мир, и только при помощи преступлений можно было вершить строительство мира нового! Скажи, разве я не прав, о, Великий Жрец Праздника Верховного существа?
– Король искупил свои грехи перед нацией своей кровью. И неважно, была ли эта кровь обычного человека или помазанника божьего, – нация извергла его из себя.
– О, нет! Нет, Неподкупный! Разве король, представлявший собой нацию, мог отвечать перед ней за свои грехи? Своей смертью он лишь мог искупить грехи самой нации! Помнишь, как в седой древности в трудный для государства час вожди племен приносились в жертву для умилостивления кровожадных языческих богов во имя спасения своих народов? Да, и вы что там говорили, не то же ли самое? – «Во имя Общественного договора король должен умереть, чтобы Нация могла жить!» Что общего между Людовиком, глупым, толстым, тащимым на убой Капетом, и скромным плотником из Галилеи? Кровь Искупителя Мира пала на распявших Его, так ведь написано? А кровь божьего наместника Капета пала на казнивших его, пала на всю нацию, ввергла народ в состояние неискупаемого греха! Вот почему вы все погибли во имя вашей же Свободы, Равенства и Братства! Потому что Свобода была в преступлении, Равенство – в Смерти, а Братство было братством Каина, братством цареубийц и богоубийц, связанных между собой общим преступлением, а не великое братство естественного человека!…
Читать дальше