ВАЛЕРИЙ ШУМИЛОВ - ЖИВОЙ МЕЧ, или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста Часть I и II

– Узурпацию всегда распознают слишком поздно! – гордо заявил юный дебютант и под шумные аплодисменты зала спустился с трибуны.

В этот момент он сразу понял, что не будет зачитывать речь в Конвенте, настолько политически малозначащей она ему вдруг показалась.

Впечатление это особенно усилилось после так называемой «робеспьериады», которую жирондисты выплеснули на голову Неподкупного через маленького плешивого депутата Луве, автора известного любовно-приключенческого романа «Фоблаз». По иронии судьбы, за день до этого Робеспьер выступил в Якобинском клубе с большой, хотя и невнятной речью «О влиянии клеветы на Революцию». А на следующей день 29 октября он удостоился, пожалуй, самой большой клеветы на себя за все предшествующие три с половиной года.

Слушая романиста Луве, Сен-Жюст немало удивлялся, как хитроумносплетенным литературным периодам его речи с постоянно повторяющимся рефреном «Робеспьер, я обвиняю тебя!», так и полной бездоказательности этого по сути дела обвинительного акта. Потому что любого из оставшихся на плаву революционных лидеров можно было обвинить в том же самом, что и Робеспьера: и в «клевете на патриотов», и в выставлении себя в качестве «объекта идолопоклонства», и даже в провоцировании «сентябрьских убийств» (в сентябре жирондисты одобряли их не меньше якобинцев).

Тем не менее, кое-кому в тот момент показалось, что с Неподкупным покончено, – неудачно выступивший Робеспьер потребовал для более обстоятельного ответа восьмидневной отсрочки. Жирондисты торжествовали. И в своем ликовании не обратили внимания на то, что декрет о создании специальной комиссии для расследования поведения Робеспьера не был даже поставлен на голосование. По-видимому, его решили оставить на «потом». А «потом» не было – 5 ноября Робеспьер в большой речи в пух и прах разбил доводы Луве, легко доказав, что все обвинения направлены не столько против него, сколько против самой революции 10 августа.

– Граждане, неужели вам была нужна революция без революции? – издевательски спросил Неподкупный, и его слова потонули в шумной овации зала. После чего он удостоился еще большего триумфа – вечером в Якобинском клубе в его честь было устроено торжественное факельное шествие с пением «Марсельезы».

Как полагал Сен-Жюст, это выступление против Робеспьера не случайно совпало с прибытием в Париж первых отрядов федератов, то есть той самой «департаментской охраны», против которой он недавно столь решительно протестовал. Жирондисты получали в свое распоряжение собственные войска. Но они рано торжествовали: Конвент официально так и не проголосовал за закон о департаментской страже. Не поддержал он и странное предложение Барбару, в точности повторившего предложение Петиона двухмесячной давности, о том, чтобы в случае опасности (в том числе и «внутренней») Собрание должно было бы покинуть Париж.

Дискуссия о «департаментской страже» стала неактуальной.

На повестке дня встал куда более важный вопрос, который хотя и касался только одной личности, был не менее значимым для Собрания, чем будущее принятие республиканской конституции. Речь шла о судьбе бывшего короля.

16 октября Конвентом был организован Комитет законодательства для обсуждения процедуры судебного процесса над низвергнутым монархом. 7 ноября от имени Комитета выступил депутат Майль, который в весьма осторожных выражениях заявил, что Людовик XVI в принципе может быть судим, ибо больше не обладает правом королевской неприкосновенности, провозглашенной конституцией 1791 года, так как, во-первых, он эту конституцию сам и нарушил, а во-вторых, «права правления», врученные ему нацией, были отобраны у него восстанием 10 августа и переданы Конвенту, который, таким образом, имеет полное право относиться к королю как к обычному гражданину.

Дискуссия о короле открылась 13 ноября. Следом за первым малоизвестным оратором на трибуну поднялся уже совсем неизвестный депутат от департамента Эна Антуан Сен-Жюст и от имени всей партии Горы начал:

– Я намерен доказать вам, граждане, что король может быть судим и что мнение Мориссона, отстаивающего неприкосновенность короля, и мнение комитета, предлагающего судить его как гражданина, в равной мере ошибочны. Короля следует судить согласно принципам, не имеющим ничего общего ни с тем, ни с другим мнением… [80]