Робин Янг - Крестовый поход

Братья совещались еще примерно час. Условились встретиться после прибытия великого магистра и начали расходиться. Эврар догнал Уилла на лестнице.

— Мне нужно поговорить с тобой, Уильям.

— А что случилось?

— Не здесь, — тихо проговорил Эврар. — Приходи ко мне в покои.

Цитадель, Каир 17 января 1276 года от Р.Х.

Зверь ходил взад-вперед, выгибая спину, трепеща ноздрями. Под шкурой перекатывались мускулы. Время от времени он разверзал пасть, обнажая клыки, похожие на слоновьи бивни, издавал рык — низкий, урчащий, как будто исходящий из глубины земли, где дробили камни, — и смотрел сквозь прутья решетки водянистыми золотыми глазами в блестящих черных крапинках на толкущихся около клетки, галдящих людей. Все его существо протестовало против лишения свободы, сгорало от желания прыгнуть и загрызть их всех по очереди.

Из другого конца большого зала за львом наблюдал Калавун аль-Альфи, главный атабек сирийских войск. Царь зверей был великолепен, являл собой воплощение грубой силы и ярости. Потом клетку вывезут за городские стены и под звуки фанфар и литавр отпустят зверя на свободу, но на время. Потому что вскоре на него устроят охоту, приуроченную к сегодняшнему празднеству. Право нанести смертельный удар будет предоставлено жениху. Калавуну нравилось выслеживать зверя, нравилось состязаться с ним в ловкости. А так это будет похоже на простое убийство.

Калавун глотнул из чаши сладкого шербета, обвел глазами заполнивших зал придворных и воинов. Сквозь их голоса пробивались мягкие звуки цитар и арф. Взгляд Калавуна остановился на двух его сыновьях, аз-Шали Али и аль-Ашраф Халиле. Оба они были рождены его второй женой, оба темноволосые, как и он сам, с теми же резкими чертами лица. Младший, двенадцатилетний Халил, то и дело хватался за тугой воротник синего плаща, в который его утром облачили слуги. Чуть улыбнувшись, Калавун перевел взгляд на группу юношей, частично скрытых за черно-белой мраморной колонной, какие окаймляли зал. Один из юношей был Барака-хан, наследник египетского трона и с сегодняшнего дня его зять. Калавуна заинтересовало, чем они заняты, и он поднялся по ступеням на помост, где стоял трон султана с подлокотниками, украшенными головами львов, отлитыми из чистого золота.

Юноши окружили невольника, немного старше их, лет шестнадцати. Он стоял спиной к стене, отвернув голову, глядя куда-то вдаль. На его лице застыла маска страдания. Барака оживленно жестикулировал и что-то говорил, обращаясь к приятелям. Его лицо, обрамленное черными вьющимися волосами, расплылось в широкой улыбке. Калавун нахмурился и вытянул голову, пытаясь понять, что там происходит, когда его окликнул старший атабек одного из полков, в желтом плаще:

— Эмир, все было очень красиво. Ты должен быть доволен.

Калавун рассеянно кивнул:

— Как же не быть мне довольным, эмир Махмуд, если я отец.

Махмуд протиснулся к нему.

— Празднество закончено. Может быть, теперь мы сможем поговорить о делах? Я бы хотел знать, известны ли тебе замыслы султана на грядущий год?

Калавуну не понравился хищный блеск в глазах молодого атабека.

— Нет, Махмуд. Мои мысли были заняты другим. — Он обвел рукой зал.

— О да, — проговорил Махмуд, коснувшись ладонью сердца с фальшивой искренностью, — но теперь, когда твои мысли свободны, может быть, ты предложишь султану собрать совет для…

— Извини меня, — бросил Калавун, сходя с помоста и направляясь к колонне, где двое юношей чуть расступились. Он увидел, что Барака поднял тунику невольника и показывает дружкам шрамы, оставшиеся после кастрации. Все весело смеялись. Невольник стоял, закрыв глаза.

Для таких, как Калавун, слово «невольник» было не просто словом. Много лет назад, после вторжения монголов на земли кипчаков-тюрков в Причерноморье, он, как и многие мамлюки, включая Бейбарса, попал в руки торговцев живым товаром. Их повезли на базар, где продали атабекам египетской армии. В Каире собрались тысячи крепких юношей-невольников. Их быстро сделали правоверными мусульманами, потом обучили военному делу и определили в гвардию султанов Египта, Айюбидов. Двадцать шесть лет назад дни этой династии закончились. Воины-невольники, мамлюки, восстали против хозяев и взяли власть в Египте.

Поначалу ребята помнили родителей, братьев и сестер, но со временем воспоминания блекли. Юноши привыкали. Суровое учение ожесточало, казармы становились домом. Став свободными воинами и атабеками войска мамлюков, очень немногие из них пожелали возвратиться к своим семьям. Калавуну, когда он попал в плен, было двадцать, возраст для воина-невольника солидный. Он имел тогда жену и ребенка и не забыл их и по сей день. Даже сейчас, в сорок четыре года, имея трех жен и троих детей, скоро должен был появиться на свет четвертый, он иногда представлял, что его первая семья пережила нашествие монголов и они живут где-то, не зная, что он не только уцелел, но и превратился в одного из самых могущественных людей на Востоке. Барака, рожденный в мире, где бывшие воины-невольники сделались правителями и живут в больших дворцах, окруженные роскошью, не знал своих корней.